Как бы то ни было, в 1970г я оказался в Саратове в НИИ Геологии при СГУ в качестве старшего геолога УШП (Уральской шлиховой партии). Летом она занималась поисками цветных металлов на Южном Урале. Руководитель – Тищенко Виталий Андреевич. В НИИ больше известен под кличкой «Тищ» и «хохол». А два хохла (он и я) стали для УШП в самый раз, и остальные «кацапы» в УШП во время общих попоек неплохо пели: «Чому ж я не сокил, чому ж не литаю?» Мы славно спелись, так что я, работая уже в системе МинГео, часто приходил в НИИ, где мы «спивали» на Пасху и Рождество, что в те времена очень не одобрялось. Тем более в НИИ!

Главными методами поисков был «дедовский» шлиховой и металлометрия при помощи спектрального анализа (м/м). При м/м отбирается земля в мешочки. В одной из «продвинутых» партий заменили мешочки презервативами – удобнее. Когда за покупкой пришли в аптеку и запросили 5000 «изделий №2», у фармацевта отвисла челюсть: «Зачем так много?»

- На все лето мы выезжаем…

- Это дефицит, столько не дам!

Ему показывают письмо от руководства, где просят «оказывать содействие в выполнении важного Правительственного задания». Эта фраза добила аптекаря, он с уважением глянул на покупателя, и стал укладывать «изделие №2» в коробку. Стайка любопытных продавщиц быстро разлетелась, узнав, что это, увы, не для прямого назначения.

Но ведущим методом поисков служил «добрый, старый» отбор шлихов. А эту штуку знает всякий: «старателя» с лотком (на Клондайке-Аляске это просто таз) видели все в фильмах. У меня лоток, кроме основного назначения, служил собачьей миской и доской для раскатывания лепешек. Рабочий копает «закопушку» на 40 - 60 см и берет оттуда прямо в лоток ведро «грунта». А я - для того, чтобы указать, где копать и что брать. Для этого нужно 5,5 лет «грызть гранит науки»? Нет, конечно, это и хороший старатель осилит.

 А тупой (старатель) продал за 2 доллара месторождение золота. У Д.Лондона: «Этот лосиный выгон продается желторотым чичако и шведам за 2 доллара».

Промывает  обычно он же – рабочий, а я изучаю геологию. Но всегда и мне достается! А вода – то  родниковая, ручейная, студеная, даже в летний зной. Спина потеет (гнус больше любит подсоленое), а руки – ледяные.

Имеем формулу: промывка, умноженная на 25 полевых сезонов = полиартрит. Пальцы кривые, как фашистский «гакенкрайц»- свастика. Оттого - то я так медленно и плохо пишу, а компьютер так и не завел. Поэтому пришлось просить Светлану, давнюю подругу Олега. А из-за такой «скорописи» я сильно отстал от «ключевых» слов.

Эти воспоминания лезут  из моей башки, как тесто их квашни. Хорошо, если днем, а вот ночью (часто бессонница) такое накатит! Некоторым (Менделееву – его таблица) что-то чудесное, нужное. А мне - только один раз Дева Мария, в белых одеждах и сиянии. Как жаловался небезызвестный Митрофанушка родителям, что ему «всякая дрянь снится: то Вы, папенька, то Вы, Маменька!». Эк, куда занесло меня! Я уж и Швейка пересилил. Чтобы немного сдерживать свои мысли, далее буду писать «по канве».

Контингент

В тайге движущей рабочей силой являются, кроме ИТР, - «бичи». Здесь, в Европе, их нет уже. Их место, в некотором смысле, занимают «бомжи». «Мы без дома, без диплома, - шатья беспризорная». Но бывают и с дипломом (лишенные жилья). Такие относятся к верхней палате, как у «бичей». Питание у бомжей – ресторанное: обширное меню и шведский стол (берут, сколько и что хотят). Преимущественно из больших баков. Очень любят животных, даже спят в подвалах с кошками. Иногда создают лежбища на горячих трубах отопления. Чаще всего – мирные, но есть и исключения! Нам они неинтересны, т.к. постоянно работать не могут. Иногда, правда, за хлеб и водку пасут баранов у «новых казахов» (лиц кавказской национальности, завладевших баранами и просторами Прикаспия).

Нам более интересны водители и шоферы. Это не одно и тоже! Водитель – это «наездник», хоть часто довольно «лихой». А шофер - уже с примесью автомеханика. Мой младший сын Илья – шофер, даже двигатель своего «дришпачка – москвича» сам перебирал. А Олег (старший), по – моему, самое большое, что может - сменить «запаску», значит водитель. Кроме цветоводства и рыбалки, его мало что «торкает», зато в них он большой «дока»! И в рыбалке (чему я его научил) давно меня превзошел. Может, все дело в автосервисе, которого вообще раньше не было.

Много водителей пронеслось мимо, не оставив и  следа в памяти. Но часть запомнилась на всю жизнь. Ибо изрядно «залили мне за шкуру сала!». И это на протяжении 3-4-х лет. Например, знаменитые в НИИ «Петяра» и «Котяра» - их клички. В те времена еще не было «братков» и «Вованов». Но эта парочка  уже была полубандитами, да и родом из бандитской Пролетарки (район Саратова). «Котяра» полностью соответствовал кликухе, а вот «Петяра», который был задиристый, как петух, все же более походил на «Волчару». Тем более, что «петухом» на зоне быть «западло», ибо это педик. Но они еще только готовились к зоне. Им было под 30-ть. Руководил же (втихаря, как серый кардинал) этим зверинцем «Борода» - бывший морячок (чем очень гордился) в тельняшке, с бородой. Лет под 40, этакий английский шкипер, вечно в подпитии (никогда не пьяный).

Свой «морской портвейн» он держал за сиденьем, и всяким там «Котярам» не давал, поскольку «эти плебеи» в маршруте могут надраться. В конце концов, так и случилось. Они стали разгуливать с бутылками меж палаток и предлагать студентам «вмазать». Развал партии. Наутро я их отправил на ж/д станцию Кувандык. И увез их, скрепя сердце, почти трезвый «Борода».

Когда наутро в будке грузовика, к радости студентов, «бекали» бараны, это было терпимо. Но когда среди лагеря, на поляне, вдруг появлялась гора запчастей, это уже перебор. Опасно. И все равно, даже через 3 года моей работы  в другой организации, меня «загребли» из – за них на трое суток в СИЗО. Будто я ворую в Саратове машины, эти двое перегоняют их на Урал, а Тищ там продает. Просто рыбаки возле базы партии нашли в реке авто из Саратова. Видать, «эти двое» все же загремели «на зону». А «Борода» продолжал свое любимое занятие – квасить «морской портвейн» и «ловить на живца» (бороду) красивых девушек.

Еще один парнишка – водитель был известен своей дурной «силищей». Хоть и кличка у него «Маруся». Однажды, затягивая гайку на рессоре грузовика (!), он сломал и резьбу, и болт. Тищ пришел в ярость, и все гаечные ключи ему перепилил пополам. Чтобы меньше был рычаг!

Другой «наездник» вдруг, при виде сайгака, - побелел, закусил губу и, как лошадь, «понес». Мои вопли уже не помогали, пока я ему не дал в морду. На глине местами не было отпечатков колес по 2-3м (летели). У каждого свои «бзики». Довольно пожилой (почти дед) упорно не желал ремонтировать коробку передач, все лето проездил, засовывая ветку – рогульку, чтобы скорость не вылетала. В свое время он был сержантом НКВД и с удовольствием рассказывал: «Заходим мы со своим лейтенантом в кабинет, а там сидит какой-то армейский майоришко». Это когда людей хватали.

А об ИТР и студентах буду писать по ходу действия, ибо это люди, подобные мне, я тоже геолог, ИТР. И что-то во мне «сломалось», писать не хочется. Да и нужно ли? Правда вчера мой друг прочел 3 страницы, и ему понравилось. Прервусь на хозработы…..

«Итак, продолжим наши игры!» – сказал учитель, строго взглянув на детей. «Вначале, дети, о работе в НИИ, поисках ртути, золота и иного добра. Ну и о попутном обучении студентов «полевым навыкам».

Место для базы партии долго выбиралось по аэроснимкам и картам - не картам «Таро», а топографическим картам Генштаба. Это магическое слово напечатано сверху, и производит одурманивающее действие на аборигенов. Да и заезд на «поляну» был обставлен с особым шиком: впереди колонны на зеленом мотоцикле в коляске, в каске – «группенфюрер» (я). Затем зеленый УАЗик, два грузовика, и замыкал – зеленый ГАЗ – 66 (они тогда только в армии были) с эмблемами «Мингео» и «Радиация».

В соседней деревне Ильинка зашептали: «Ищут у нас уран». «Да нет, это для понту, а на самом деле зону для зеков будут строить». На другой день приволокся лесник - есть ли у меня разрешение? Я сунул ему под нос письмо из НИИ, карту Генштаба, и космоснимок. Это произвело должное впечатление. А окончательно «добил» его стакан гидролизного спирта. Отлежавшись часа два в кустах, сей блюститель экологии добавил к слухам, что мы связаны как – то с космонавтами, а водка у нас «вооще улетная», космическая. Приехал директор совхоза со своей нуждой: кавказцы строили ему грейдер и здорово надули: «Нет ли у Вас теодолита и спецов?» Я дал на неделю двух студентов (у них только что прошла топография), директор потом отсудил около 200 тысяч рублей, а студентам дал 2 барана и доступ к совхозным поросятам по госцене!

Вообще – то добыча мяса летом у местных геологов - сложный вопрос. Это Вам не тайга, где вместо тушенки берешь мелкокалиберку, и рябчиками и прочими утками – глухарями двое маршрутчиков обеспечены. Тут думать надо! Додумывались – с помощью тех же студентов. Зарабатывали бурением водяной скважины (когда к нам приезжал бурстанок) или просто заимствовали у чабанов барана. Чаще без бурения просто брали овцу из стада – «покатать». Чтобы никто не возражал, сажали ее в кабину между двумя буровиками и всем одевали буровые каски.

Когда не было бурстанка, везли в закрытом УАЗе и, подъезжая к деревне, студенты в нем бесновались и орали дурными голосами, в том числе и «бэ-мэ». Почему не закручивали морду лейкопластырем? Так его тогда еще не продавали, да и по ТВ не учили, как правильно брать заложников. «Что-то студенты развеселились! Видать, на танцы поехали». Я на это смотрел «сквозь пальцы», как на отработку «полевых навыков» геолога. Например, оставил одного из них коптить поросенка, а он заигрался с лаборанткой, и лишь когда пошел запах шашлыка, - опомнился. Вечером, когда все съехались, я  очень нудным голосом объявил, что завтра вкусного перекуса с копченым поросенком не будет и что «первым делом поросенок, ну а девочки, а девочки – потом!».

Изредка попадались и зловредные типы. Копали закопушки (для металлометрии). Один (здоровый лось) сломал лопату, я дал ему другую и сказал: «Вовик, если и эту сломаешь, - на глаза не показывайся!» Он это понял буквально. Когда все собрались уезжать на базу, он не пришел. Студентов увезли, а я с воплями пошел по его профилю. Нашел 2 лопаты сломанные, причем рядом. Вторую он сломал уже нарочно, и  прятался. Оказалось, что это сын большого начальника, и ему даже профессора делали скидки. А вот «проверку на вшивость» он прошел!  «Проверка» состояла из двух частей.

Первая часть. Заключается в обучении «промывальщика».

Чтобы научить отмывать пробу для получения шлиха, каждый из геологов, в том числе и Тищ, и я, брали по студенту; каждому – лоток (и геологам!), устраивались на мостках в текущей воде, набирали по ведру «грунта» с берега, и начинали наглядно показывать своим ученикам, какие нужно делать движения для получения качественного шлиха. А в нем - все «золотинки» и тяжелые минералы. На второй или третий день Тищ устраивал контрольную пробу: сыпал всем что-то из пакетиков. Сливали уже готовый шлих в мешочек и отдавали минералогу. Она под микроскопом считала эти мельчайшие кусочки свинца, и Тищ торжественно объявлял кто сколько (из тридцати) намыл. Нижний рубеж был 25 штук. Все, промывальщик готов!

Вторая часть. Более приятная.

Вечером устраивался «пир на весь мир». Но не говорилось, что это «вторая часть». Еды и спиртного (спирт, вино) – вволю. И следим, кто сколько употребляет. И как себя ведет. Агрессивных и пьющих не в меру утром отправляли в Саратов. Немного провокационно, но очень надежно. А далее – никаких совместных выпивок. Для этого мы, геологи, уезжали на УАЗе подальше от базы и уже там «спивали писни и квасили».

А со студентами в выходной ездили или с бреднем на карасей и раков, или возили их на какое – то месторождение. На Медногорское обычно возил их я. Увидев огромный карьер глубиной до 200м, с голубым озером на дне, народ приходил в восторг, норовили искупаться в этой «чудесной» воде.

Я же останавливал: «Потом, парни, пока поищите красивые минералы, а я свой молоток кладу в «эту» воду». Через полчаса я звал их и показывал покрытый медной пленкой молоток. «Ну, кто хочет покрыть свой «аппарат» медью?» Это же серная кислота с медью.

Василий Андреевич Тищенко (Тищ)

А вот на месторождение яшмы (г. Орск) ездили все - и девушки, и Тищ. По документам сторож нас, геологическую партию, пропускал, и все разбредались по ямам, выискивая самые красивые, пейзажные яшмы. Попадалась такая прелесть! Два – три часа пролетали, как пять минут. Затем Тищ отбирал себе 5-6 камней «для музея». А за эти часы два раза подъезжали самосвалы, и кавказцы, за бутылку водки, грузили большие яшмовые глыбы в машину, не выбирая. Потом они их распиливали (у себя), делали поделки, и везли в Россию продавать (сдавали в Ювелирторг).

Временами мне казалось, что студенты уже опытные «полевики», особенно когда они привезли из маршрута два больших мешка гороха. На поле стоял сломавшийся комбайн. Временно одинокий. Я заметил, что два мешка – это уже перебор. Через две недели они со мной согласились. Часто гороховый суп и маленькая палатка на двоих несколько обременяет. Я же их утешил, что это разминка перед годом службы в армии, где это будет натурально «скупую вышибать слезу».

Изящные и скромные студенточки как – то тоже проявили свою жестокую сущность (атавизм матриархата?). Я с УАЗика ранил сурка (на мясо). Не успел перезарядить, как две студентки с перекошенными личиками выпорхнули, и с воплями: «Ты еще базаришь, сука!» запинали его до смерти. Вот тебе и лучшая, слабая половина. Я был изумлен таким охотничьим азартом: «А не взять ли их на поводок?» В сложных ситуациях некоторые уже  могли себя и проявить.

Так было в Башкирии, на реке Касмарке, где мы нашли киноварь (ртуть). Речушка 2-5 м шириной, где – то на севере впадает в р. Белую. А здесь – пологие горки, травы, да березки. По балкам из закопушек отбирали пробы, промывали в чистейшей воде.

По ночам я с закопченной рожей колол здесь шустрых вкуснейших хариусов. А днем, уже вчетвером, мы взмучивали эти «хрустальные» воды пробами. Промывальщики уже кое – что знали и перестали нас потешать воплями «Золото!», увидев на дне лотка кубик пирита. И вдруг «раскололся» сам Тищ. Он заорал и начал тыкать пальцем в свой лоток. Я удивленно хмыкнул, но  увидев у него в лотке «красное», и лежащий кусочек ярко-красной киновари в пол – сантиметра, тоже взвигнул. Геолог Боря, наоборот, тихо просипел: «Ни себе…». А студент: «Во, бля!».

Тищ выскочил на береговой обрывчик (1-1,5м), и с лотком начал плясать там некий танец. Зрелище, особенно из Касмарки, где я остался сидеть на своем ящике, было эффектное: три мужика в броднях и плавках неплохо выдавали танец «диких». К тому же они еще и стали нелепо махать руками. Вдруг геолог рванул в кусты, а Тищ со студентом – в палатку. Осы!!! Они вырвались из норок в обрыве и роем кружили над поляной! Я успел укрыться в кустах на другом берегу и с интересом, и даже долей наслаждения наблюдал за представлением. Вначале палатка спасала Тища со студентом, но затем она, по мере наполнения осами, превратилась в ловушку. Подобное повторилось и в кабине грузовика, куда забились эти двое несчастных. Затем Тищ перепрыгнул  Касмарку и где -то вдали затих, прогремев камнями. А студент пропал. Я уже стал тоскливо думать, что же делать дальше? Тем более, что меня, голого, в кустах изрядно «дрючили» комары.

И вдруг, о небо, - весь берег и кромка обрыва вспыхнули высоким пламенем, в котором погибали злобные твари. Все еще опасливо озираясь, все сошлись на полянке, где стоял герой – студент с ведром из - под бензина. Вот таких мужественных и находчивых полевиков воспитывала наша партия. Правда, месторождения ртути по этой пробе пока так и не нашли. Хоть нам тут же прислали переносной буровой станочек. Он бурил скважины глубиной до 10м и  диаметром 3 см, причем ужасно дребезжал и дымил. Студенты называли его «самодроческоп».

Была  иногда и охота, птицы и косули, и рыбалка (щуки, налимы и прочие). Особенно запомнились ночи с острогой и налимами, и лягушка на песчаной косе в свете лампы, держащая во рту маленькую рыбку. Но это – летом.

А вот зимой в Саратове порой было тоскливо. Здесь мы обрабатывали свои материалы и с помощью головы и хитроумных методик писали «отчет» - толстую, до 500 страниц, книгу. И «строили» множество разных карт.

Я изучал под микроскопом шлифы – пластинчатые срезы пород (камней) толщиной 0,02мм. И обрабатывал результаты спектрального анализа. На каждую пробу – чуть не вся таблица Менделеева с содержанием элементов в процентах. А поскольку мы сотрудники НИИ, то обязаны следить за публикациями в «РЖ» и писать научные статьи. Не было тогда никаких компьютеров, интернетов, а был механический арифмометр и толстенный реферативный журнал «РЖ», серия геологическая. И перфокарты. Из «РЖ» в библиотеке я выписывал нужные статьи и хитроумным способом вырезал дырки – перфорации; собирал базу данных.

Один из рефератов, где описывал какой-то изверг изобретенную им методику поиска цветных металлов, я запомнил навсегда со всей своей «дурью». Я назвал ее «жабометрия». Даже у моего любимого Я.Гашека, Швейк подобных историй не знал. А заключалась она в том, что сей ученый установил, что лягушки накапливают из воды растворенные там цветные металлы. Следовательно, нужно подвергать их (сжигать!)  спектральному анализу, и получишь ореол металла. Ни себе чего!

Мне же было предложено писать диссертацию по БГХ (биогеохимии), но на более романтической основе – делать спектральные анализы из отобранных трав. На этой стезе я много постиг, и даже сдал два кандидатских экзамена – философию и немецкий язык. Но впереди, как китайская стена, «замаячил» мой шеф Тищ. «Неостепененного» начальника не перепрыгнешь.

Вот и стала заедать тоска по тайге. Ностальгия. Казалось, что все утеряно, и впереди ничего нет. Даже названия «утерянных стран» звучат как музыка: Становой хребет, Амур, - то как кот мурлыкает, то как тигр рычит. А здесь все какое – то «змеиное шипение»: «Сссаратов, Сьсары-ссу» (желтый город, желтая вода), или «Кара – Коль, Карча» (черное озеро, ворона), а то и вовсе «Урррускесскей» (русскому башку отрезали). Я уже не мог замечать, что рев верблюда очень похож на медвежий.

А весной цветущая пустыня прекрасна. И что хорошего всегда должно быть мало, и это закон природы. Иначе и от хорошего затошнит. Дуализм. Борьба добра и зла. Карнеги я тогда не читал (как и философов), но почувствовал, что нужно хотя бы сменить работу.

Поезда на старте у вокзала, ждут края желанные, маня…

Но меня рутина засосала, существую здесь, ее кляня!

Вместо рек хрустальных – газировка, вместо родников – водопровод

Даже, чтоб идти, нужна сноровка, обходя толпящийся народ.

Все спешат, всем где-то, что-то надо: оторвать, купить, заполучить….

А в витринах – вещи и наряды, без чего отлично можно жить..

Можно жить, вдыхая воздух леса, не машин свинцовый перегар,

Что плывет, как смрадная завеса, через легкие людских «отар».

Городом сегодня сыт я вволю, никогда его не обожал.

Эх, когда б мне только дали волю, сразу бы в тайгу я убежал.

Мне б ходить, топтать иголки хвои, не окурки тротуарных «рек»,

Где себя я чувствую изгоем, как неполноценный человек….

К недоумению Тища и всех друзей перешел из НИИ в производственную геологическую экспедицию. На самом же деле меня, оказывается, хитро переманили: работа та же, но оклад повыше. Оказывается, в родной Саратов, не угодив секретарю обкома КПСС, вернулся главный геологический «генерал» Камчатки Вадим Михайлович Никольский (далее В.М.). А поскольку он – однокашник министра геологии СССР, то здесь быстренько сместили начальника экспедиции и поставили В.М. А он писал докторскую. И ему я был нужен. Благодаря этому я ездил не только по Саратовской области, но и по всей Прикаспийской впадине. Это – эдакая «кастрюлька» диаметром в 1000км, от Астрахани до Гурьева (и более) с отметками поверхности «минус» 16 – 20м. То есть, если бы на Волго – Доне не было шлюзов, в нее бы хлынул океан!

В этой «кастрюльке» - громадная толща слоеных песчано – глинистых пород с толстенной «подстилкой» из пермской каменной соли, которая на разломах «повыплывала» наверх. Вот там – то и есть соляные купола, которые мы изучали. В этой «кастрюльке» - горячие рассолы, нефтяные воды, газ и нефть в ловушках – структурах. На куполах мы искали серу и цветные металлы. Такие «кастрюли» разбросаны по всей Земле, например в Техасе. Где, согласно анекдоту, «все большое». Всплывая, соль выталкивает над собой древние толщи. Образуются целые горы: (Мал. Богдо, Бол. Богдо), возвышающиеся над низменностью.

Поражая своим видом, - красным цветом пермских пород,  «эоловыми арфами» (дырками от ветра)  песчаников, свистом и воем, они создали легенды у казахов – о святых горах. Да и не только у простых пастухов. Недавно я узнал, то Бол. Богдо – база НЛО! А вот когда мы с женой, как паломники, на коленках изучали разрез, ползли  по горе снизу вверх, то ни «тарелок», ни пришельцев не встретили. Не дано! Но хороша! Особенно весной, когда цветут тюльпаны, и все вокруг зеленое, а гора красная, и под ней огромное (около 15км в диаметре), сверкающее белой солью, озеро Баскунчак. Собственно, никакого озера – то нет, а днище его из переотложенной соли («гранатка»), в отличие от нижележащей «каменной». Это кубики размером до 0,5см. На них уложены рельсы, заезжает поезд и огромные экскаваторы гребут эту «гранатку» в вагоны, везут на берег, где ее сушат, мелют, развешивают по 1кг, ставят штамп «бассоль», а Вы ее покупаете и кушаете на здоровье! Не знаю, как Вас, а меня заинтересовал вопрос, а что же рабочие? Ешьте спокойно, я проверял,- там есть спецтуалет, где меняют ящик.

Поверхность озера настолько крепкая (кристаллы срослись на солнце) и ровная, что здесь испытывали гоночные болиды. А вот вдоль берега встречаются широкие, до 1м в диаметре, источники, где из жутких глубин всплывают прозрачные тяжелые рассолы.

А если не огромные источники медленных восходящих вод, то мелкие роднички, которые создают полосы черной сероводородной лечебной грязи. По слухам, один ушлый «бабай» привез сюда лечить радикулитную жену, закопал ее по шею, и пошел пить чай. Правильно, бедная женщина встретилась с Аллахом. На озере Эльтон долго был санаторий. На это озеро из России (из Энгельса – Саратова) на быках ездили за солью.

Там рассол – рапа розового цвета (фламинго) от микроводорослей. И впадает в него горько – соленая речушка  (сам видел, и даже подстрелил красную утку -  огарь).

А в Баскунчаке – просто лежал, не двигаясь в «бассейне – карьере», после комбайна, и не тонул. Рассол – то покрепче соленой воды Мертвого моря. Но далеко бежать потом до пресноводной карстовой воронки, чтобы обмыться, - жжет, холера!

Эти озера – в центре соляных куполов (в целом напоминают вулканы). Изредка выпирают не только галитовые (NaCl), но и разноцветные калийные соли (КСl), где их добывали огромными карьерами (оз. Индер). Реже эти озера не сообщаются (сейчас) с нижними солями, и вода в них почти пресная (Шелкар - Ега - Кара), где даже водится множество воблы и стоит коптильный заводик. Рыбка не более 20см. Я заметил, что в долговечных маленьких водоемах и рыба мала. Так, мы с Тищом ездили на небольшое (100 х 200 м) озеро, где выбраживали по ведру мелких (5-7 см) карасиков, но раки там были очень даже ничего (пожирали карасей).

По всему огромному Баскунчакскому куполу – множество карстовых воронок, по которым редкие дожди сливаются с рассолами. Но изредка дырка – «понор» забивается, и тогда, о счастье, образуется пресное озерцо. Этакое счастье я встретил в сотне метров от обрывчика (3-5 м) к Баскунчаку. По местным меркам, пресное озеро 100х200м – это чудо! И правда, у западного берега, видать, была усадьба, туда скотину не пускали. Растут вербы в два обхвата, штук десять толстых вязов и засохший уже (скелеты стволов) яблоневый сад. Битый кирпич от дома. Но здесь в тени отдыхают овцы, так что и этой стороне озера придет «кирдык». Хоть овечий загон и саманный дом пастуха в 100м от озера (пить – то воду надо).

Здесь нас и догнал на УАЗе «генерал» В.М., видимо, изрядно замученный делами экспедиции и дальней дорогой. Он был «поражен» (любимое слово) этаким «самоцветом в соляной короне» и, даже не осмотрев мелкое проявление любимой серы, объявил выходной.

Изредка окунаясь, я лежал рядом с овечками в тени и «переговаривался» с домашним гусем, который клювом пощипывал мою руку, лежа у раскладушки. Проходящий мимо В.М. алчно глянул на гуся, изумленно на меня, и что-то пробурчал, что, мол, повывелись настоящие «полевики – геологи».

«Как можно, В.М., я же не Пониковский («Золотой теленок»). Этот гусь мне дорог, как «друг и подельник». Шеф ничего не понял, и велел шоферу привезти свежей воды.

Я стряхнул гуся с травы, вытащил из нее рудный мешок с барашком, которого полчаса назад искал казах (даже к нам с гусем подходил), и тоже «уехал за водой».

У карстовой воронки освежевал барашка, и затем, пристроившись за военным грузовиком, уже по бетонке(!) въехал в секретный городок, к колонке. Вообще-то не пускали. Это – центр полигона, на котором нужная нам гора Малая Богдо, с 30-х годов закрытая для геологов, а там – сера.

В.М. меня очень удивил: «Завтра едем на М. Богдо!» А утром меня удивил выделенный проводник – капитан в черном комбинезоне, в «усмерть» пьяный. И только, когда разъяренный ВМ. стал тыкать ему в морду подписи высочайших генералов, попросил нас ехать самим, т.к. у него «все вертится и выворачивается», и что завтра по горе откуда – то издалека будут стрелять, а может, и бомбить….

Быстренько найдя эту гору, мы с В.М. разошлись, чтобы успеть осмотреть уже оплывшие траншейки, обрывчики и карстовые воронки с гипсом и известняком. Так себе, мизерные включения серы. Шеф тоже месторождения не нашел, но вытащил несколько желтых кусков, очень солидных. С кулак. «А вот эту серу я нашел в воронках!»  Я взял посмотреть, и хохоча, (внутри, конечно), ехидно заметил, что если это сера,  то я – китайский чиновник – мандарин.

В.М. тотчас обиделся:

- Неужто серу можно с чем – то спутать?

 - Да.

 - Ну и с  чем же?

 - Это тол, тротил, тринитротолуол, если Вам угодно!

 - Как Вы, Владимир Васильевич, можете это знать?

 - Память далекого бурного детства. Если хотите, - зажгите, тол горит от спички. Нет, не взорвется.

Трясущейся рукой он поднес зажигалку. «Оно» загорелось с  облаком густого, липучего черного дыма.  Желанного адского запаха сероводорода, увы, не было.

  - Ах, да, мы же на полигоне! - осенило шефа.

  - Да это не сдетонировал, а раскололся снаряд. Саботаж! Перестрелять бы ползавода. А теперь, В.М., вымойте руки, тол очень грязный И в обед будет нам воздаяние за все наши невзгоды.

Видимо, он подумал, что я «заныкал» пузырек, и опять надулся, как сыч. Я тоже вспомнил несчастного нашего  «капитана-проводника», даже громко пробормотал: «Бедный Дерсу Узала!». В.М.удивленно оглянулся (всегда плелся впереди), приняв на свой счет. Но, подходя к нашему автобусу (был ПАЗик), сильно оживился, как сайгак, втягивая аромат варящегося барашка. Этот божественный запах окутал всю секретную гору. «Откуда?» только и смог произнести, глотая слюну, В.М. «Да вот, видимо, еще не перевелись полевые геологи!» - ответил я. По-моему, я так расписал эту историю с барашком, что напрашивается хеппи-энд, что мол, он упал на мою грудь, и прослезился!

Но этого не было. Он аппетитно хрупал ворованные нежные косточки, хотя и был старым «коммунистом», геолог «перевесил».

В подобной ситуации, когда нас застукали на бахче, и мы драпали на машине от палящего из ружья  сторожа, наша подруга Лена Кутина орала водителю-мужу: «Саша, быстрее, быстрее! Я же член партии! Мне нельзя!». Я ржал, что конечно, воровать-то можно, нельзя попадаться! «Я хоть могу, когда поймают, сказать, что бес попутал, а ты - нет, так как ты - атеистка!». Впрочем, сейчас (2013г.) она «воцерковленная православная христианка». Хорошо хоть большой начальник в санэпидстанции не дает травить народ просроченными продуктами и сальмонеллезом, к чему так стремятся хапуги - продавцы и хозяева магазинов  и всяких там «Шашлычных». Это не арбузы.

Однако вернемся к нашим «баранам». Да, его же съели.

«Господа, что мы все о баранах, да о баранах, видели бы вы, как они, пардон, засрали купол Азгир!» - сказал бы поручик Ржевский.

Этот купол в самом центре  пустыни, и по пути к нему была незабываемая ночевка в такыре. Такыр – эдакое блюдце с ровным глинистым дном, окруженное песчаными барханами до 10м. На склонах и по краю такыры с мелкими розоватыми цветочками. Днем - это сковородка, на дне (200х200 м) ни травинки, ни былинки. И как только  солнце убралось за бархан, а на другой стороне удивленные шакалы перестали взвизгивать (машина же!), мы погрузились в Тишину. Это было какое-то космическое молчание «дозвона». Почему-то тихо поговорив, расползлись по раскладушкам.

Тьма кромешная, «звенящая» тишина, мириады ярких звезд и я, полуголый, мизерная амеба – частица этого немыслимого Космоса. Стало даже жутковато. Но тишина, нет комаров, прохлада! Вот где лечиться сном!

 Однако хватит лирики. Наутро пришлось сразу же погрузиться в гнусную действительность. По дороге то и дело валялись раздавленные сайгаки и полозы. У местных шоферов казахов маньячная  страсть,- обязательно давить всех животных. А вдоль электролинии  дохлые степные орлы; они, видимо, высматривали со столбов сусликов и тушканчиков, да достали до проводов. А там – 30000 вольт!

 И вот он, купол Азгир – бугор диаметром километра 2, высотой метров 50 и «кратером» 100х200м.  Но зато в этом днище «всплыла» древняя каменная пермская соль! Это – большая редкость. Пермь – конец палеозоя. Уже появились рептилии и рыбы, а всякими там уродами динозаврами ещё и «не пахло».

Подавив священный трепет перед древностью, я взял кувалду и отбил добрый шмат этого древнего океана для засолки современных рыб и огурцов. На соляном пласте стоят ржавые, разобранные буровые станки, а наверху – какая-то организация(?), огороженная высоченным, плотным забором.

 Иногда проезжал военный УАЗик или яркий геофизический ГАЗ-66 с ленинградскими номерами. Очень меня это удивило, но всё же успел описать мизерное проявление серы, к которому ехал 200км.

Но тут подъехал военный УАЗ и трое штатских объяснили, что они вовсе не геологи, изучили наши бумаги и велели в течение получаса отсюда убраться, что я и сделал даже с удовольствием. Пускай они бдят свои ржавые станки без меня!

А зимой, изучая журнал «РЖ» я наткнулся на статью техасского геолога, пишущего о захоронении радиоактивных отходов в куполах Техаса, и я понял, в чем дело. Коллега без всяких секретов пишет,  что русские давно хоронят эти отходы, в том числе и на куполе Азгир.

Из этого же журнала я пополнял свои знания по «лозоходству» (биолокация). Так что ваш предок был ещё и экстрасенс. Немного, но для геологии достаточно (лечить я конечно, не мог). Апофеозом этого «искусства» было составление карты «геопатогенных зон г. Саратова», которую, уже будучи на пенсии, вместе с Тищом составил для архитектора и мэрии города. А получил за это 1 000 000 руб. Не пугайтесь, по тем временам две зарплаты геолога. Заниматься этой чертовщиной я побаивался.

А Тищ сильно увлекся, делал карты для богачей (усадьбы) и организаций  алкогольных напитков. Расплатились с ним бидоном спирта с сиропом. Пол-института (его друзья) хлебали халявный лимонадный джин, удивляя директора: «что это почти все начальники партий стали пить лимонадную газированную воду?». А моего Тища за месяц «съел» рак. Слишком увлекся «наградными» деньгами. А экстрасенсу «хапать» нельзя. Иначе «кирдык» будет. После этого я вообще прекратил соваться в «тонкие миры».

А пока что до пенсии было далеко и в партии появился некий геолог из г. Измаила Касьянов В. (далее «Кося»). Где-то шеф подобрал. Внешне – или полусумасшедший или экстрасенс. Оказалось - хуже: и то и другое. Как-то описываю керн на буровой, а он: «где наши вагончики?» Да вон же, за грейдером, их  видно. Он оглянулся только уйдя на 3 км в другую сторону!   Или вот - купил я по случаю «пузырек» и предупредив Косю, что это «большой секрет», «отоварили» мы его. Гляжу - Кося вышел на полянку среди вагончиков, присел и стал орать «во всю дурь».

А с рыбой? Блесню щук, а выше Кося чистит рыбу. И поплыла мелочь - выбрасывает, змей! Я следующие два дня стал в первую очередь выхватывать со сковороды мелочь, пока это все не заметили. Я запустил «утку», что знакомый врач сказал мне, что каждая мелкая рыбка прибавляет минуту эрекции. С тех пор мы мелких рыбок не видели. Рыбу стал жарить только Кося, и пожирал мелочь еще у плиты.

 А вот с «тонкими частицами», биополем, торсионными полями и прочей чертовщиной у него что-то непонятное получалось. Он «это» снимал с помощью «генератора», вертящегося в «черном ящике» (из выписанной мной для этого фанеры) и закрытого фотоаппарата. Мне он сделал фото моей ауры - сияние вокруг головы. Когда приезжее начальство спрашивало, что за гроб у меня в вагончике, я объяснял, что это  В. Касьянов ведет научные работы по заданию академика  Охатрина. Вообще-то так оно и было, Кося отсылал фото именно ему. Тогда это было очень засекречено, так как Пентагон этим занимался всерьез. В конце концов, этот Охатрин «стребовал» Косю в Москву, где ему даже дали какое-то жилье. И только сейчас (2013 год), через 20 лет, по Рен-ТВ показали лабораторию Охатрина и, по-моему, тот же фотоаппарат с закрытым объективом. Вот это секреты!

А как-то подъезжаем к куполу Индер (это самый «копчик» Уральского хребта), и Кося, узнав знакомые места, вдруг бросился задергивать занавески. «Чего это ты, Вовик так испугался, подумаешь, какой-то аул! «Ну да, аул! Здесь город, карьер и шахта!»  

А у меня аул на карте! Оказывается здесь добывали бор, и Кося работал геологом на этом карьере, но поскольку дал подписку о неразглашении, - помалкивал. «Чего же ты боишься?» Оказывается, он здесь «подженился», а когда карьер закрыли и Кося собрался драпануть от жены-хохлушки, здоровенный тесть пронюхал что-то, и обещал этого «жабеня» приколоть вилами. Страшно же! «У Швейка» в подобной ситуации жених учитель, увидев будущего тестя - мясника с огромным ножом, громко пукнул с испугу.

Я не очень удивился эдакой верности Коси заветам КГБ. Карьер-то не охранялся, но в шахту, на всякий случай, нас не пустили. Все же еще недавно здесь добывали окислитель для ракетного топлива (В2О4), очень много. А теперь – мизер для медицины и в присыпки с тальком для детских попок и писек. А писька - это не ракета, тем более у дитяти. Но все равно не пустили, мало ли что?

Зато пустили (о, идиоты!) в архив, где вся документация! А там очень приятный и аккуратный геолог-казах  с воинственным именем Аскыр (воин, солдат), более похожий на служителя Мельпомены. Он все мне выдал, и даже документы с «двумя нулями».

И я вспомнил другого казаха. Как-то в дикую жару между двух аулов мы подобрали казаха в черном костюме, при галстуке, изрядно пьяного, как раз там, где по дорогам больше всего давленых сайгаков. Аул - по колено в овечьем навозе, ни былинки, ни кустика. Этот директор школы(!) тут же стал хвастать, сколько у него верблюдов и овец курдючных! «Курдюк всем надо!»

Я его выгнал после того, как он нагло потребовал сбегать, купить ему «бузурук портвейна». Но фраза «Курдюк всем нужен» у нас прижилась. И я понял, почему именно здесь так много давленого зверья и змей. Каков поп, таков и приход.

 Но вернемся к нашим боратам. Карьер, куда нас привез уже «расколовшийся» (глядя на Аскыра) трусоватый украинец - измаилец Кося, оказался котлованом 200х200м,  глубиной до 100м! Уже сверху в нем были калийные соли - красные, зеленые, синие. Их добывали для калийных удобрений, а желанные бораты все больше и больше появлялись внизу. Они, главным образом, прослои в цветных калийных. Выглядит красиво!  Но в шахту - бы!

И вот на третий день прикатил шеф, опять похлопал по «генеральской» сумке: Завтра в шахту! Я-то 2 года работал в шахте глубиной 800м, да и у «генерала» на Камчатке наверняка были шахты. Шахтерский лифт называется «клеть» и летит гораздо быстрее, чем обычный лифт. Когда клеть летит вниз, кишки «не успевают», и подпирают к горлу, а когда вверх, то они (кишки) норовят сползти пониже. Это грозит «самоизливом» в разные стороны, особенно у новичков. Один гуцул «з ридных Карпат» загнанный (со мной, но я – добровольно) на эти 800м, «приземлившись» шептал: «Заберить свою лопату и кырку, та покажить на гору дирку». Кося же только вцепился в мой рукав и еще больше выпучил глаза.  Но зато когда отошли на 50м от бетонированного «стволового двора» по штреку и далее не было крепления (крепь была только в дробленых разломами породах), у нас отвисли челюсти. Такого я сроду не видал, хоть и побывал во многих пещерах. Даже в Тернопольских, где кристаллы гипса покрывали весь потолок. Это была феерия цвета и блеска, покои хозяйки Медной горы, похлеще пещеры Аладдина! «Изумительно!» - я, «Я поражен!» - шеф», «Ни …себе!» - Кося.

«Чудны дела твои, Господи!» Стенки и потолок секретной шахты «Индербор». Калийные соли и бораты (белое). Высота здесь около 3-х мметров.

Эдак мы отреагировали на «это». А сопровождавший Аскыр (местный геолог) вежливо отвернувшись, промолчал. Видать эта красотища ему изрядно надоела. Слои калийных солей по 2-5см. синие, зеленые и красные разных оттенков чередовались с белыми боратами. Стенки и потолок полукруглой формы, гладенькие (соль гигроскопична). И все это сверкает в лучах наших прожекторов-ламп.       

Кривченская пещера- почти все потолки покрыты друзами кристаллов гипса

Грот известковый – сталактиты и натеки

Но, вспомнив, что это всего лишь сильвин (КС1) и что он хрупкий и твердость-то у него 2 и никакой это не «самоцветный дворец», а обычный штрек в солях купола, пришли в себя. Но, все равно очень даже здорово!

Грот Уединение: друзы гипса и среди них – летучая мышь (в центре).

Но все же мы серники, а сера тоже красивая, - желтая, но вонючая. Тем более здесь, в архивах, я нашел «серную точку» в безлюдных песках р. Эмбы. Да и Аскыр подтвердил, что его предки где-то в пустыне нашли серу и лечили этим желтым порошком своих овец.

Шефу замерещился огромный серный карьер, тем более что до станции Эмба идет железная дорога из каких-то Чуркмений, и можно серу вывозить. Эту дорогу строил А. Корейко: «Золотой теленок» и «Ося Бендер был здесь».

И вот наш автобусик проползает там же, где эта «сладкая парочка» качалась на верблюдах, драпая в сторону «жилухи». У каждого встречного пастуха добывали мы сведения о сере (а заодно «на халяву» пили кумыс, а то и «шубат»). Шубат - газированный, прохладный кумыс. Чудо! Долго ли сказка длится, а все же до этой серы нас казахи «довели». И в этот раз я громко произнес любимое генеральское «Я поражен!», а сам шеф промолчал, но на мордах у всех было то же разочарование.

Как-то угасла мечта о карьере и мемориальной плите, что мол «Эту серу открыл генерал Никольский В.М.»  Это была мелкая ямка в гипсах с кучками желтой серы. Я был очень невежлив и добавил «натурлише катцендрюк», что это кошачье дерьмо, и вообще «кошачья ямка». Увы! - подтвердил толстый геолог Юра Зозырев - «зато сколько выпито кумыса». Шефа это добило - ушел на далекий такыр и стоял там, загорая, размахивая плавками. Такой пляж нудиста был на каждой стоянке, если он не «кашеварил». Демократия блюлась.

В этот момент мы выпивали по кружке «бодрящего напитка». Изготовлялся он по моему «тропическому рецепту»: на рассвете в литровую флягу я засыпал горсть сахара, щепотку дрожжей, корку цедры, и заливал воду. Закручивал. Жара (за 30) и тряска делали свое дело. Горячую флягу (уже вечером) заворачивал в мокрое тряпье, а ветрище (к вечеру дул всегда) быстро остужал её. Эффект – как от кружки пива. Чтобы до этого додуматься, нужно быть опытным полевым геологом и знать местные условия.

Вялим сазанов

Ну всё, домой! Размечтались. Но шеф развеял наши мечты: «Только через Эмбу!» Доползём. Там и устроим дневку. Ни фига себе «дневка»,+37 градусов и ни одного дерева. Но сам  просил - у нас 2 фляги солёных сазанчиков. Где-то ночевали у колхозного пруда. По счёту «раз-два» брался сазанчик (обрыдло после десятка), а геолог Юра и шофёр Виктор «озверели». Чем солить-то будете? Больше пол пачки не дам! «Да у меня два мешка ещё с Баскунчака» - заявил «куркуль» Витька. Он хохол (местный украинец) - ни слова по украински (москаль, как и вы). У него частный дом, молодая (ему 25) жена и блудливые «глазенапы». Так и зыркают, что бы спереть. Когда набьёт «добром» рундуки, накладывает «верхний» пол. Спотыкаемся, пока кто-то из нас с воплями не выбросит «добро». Через 2-3 дня опять накапливает. Надо сказать, что засолка рыбы была непростой, так как мокрая соль окаменела. Тем  не менее, на берегу Эмбы вскоре возникли вешалки с сазанами. От гремевшего в 30-40-е годы нефтепромысла осталось несколько ям-колодцев, оплетённых лозой, наполненных нефтью, да скважины (почему-то не заглушенные) из которых ручейком текла нефть или бил фонтан сероводородной нефтяной воды. Были и озерки нефти до 100х20м. Так что если бы на этих песках разжечь костёр…

А вот и нефть «в корзинке»- часть «нефтепромысла»

Эмба - песчаная, с омутами, речушка. Стали между омутами, где журчит всё же вода, создавая иллюзию прохладного, чистого переката. Пасха,- я вытащил бутылочку (вёз «нетронутой» из Саратова). В. М. сказал, что он коммунист, в Христа не верит и пить не будет (принципиально!). И ушел загорать на дальние такыры. Они все загорелые, а я бледный, так как сразу, не загорая, хватаю ружьё  и спиннинг, и иду в разведку «боем».            Зашёл вверх по Эмбе на 3 км, там убил зайца, и тихонько шлёпаю по пескам русла вниз. Что за коряга в русле? Это дохлый верблюд «поднял копыта». Пить нельзя. А в одном омутке на полегших камышах – сотни черепах. Групповой секс. И нигде их больше нет! Пришёл, рассказал про верблюда, - чайник вылили. Говорят, что Витька пошёл вон в те кустики вдоль берега и прибежал «весь из себя» с воплями «Змеи!». Одеваю сапоги-бродни, беру ружьё (хоть напугаю), иду.

Попался, «косой»!

Да…, я такого тоже не видел. Сотни змей по сухим кустам. Весна, - групповой секс. Вернулся «смурый» голодный шеф и, увидев, что все мы сидим в Эмбе, драим песком посуду, тут же в тридцатый раз рассказал свою «коронную» историю о том, как, будучи студентом, 3 раза в день отдирал супную кастрюлю перед варкой чая и получал «клизму» от профессора Власова, что чайник в маршруте обязателен. Однако, увидев утиный суп (я влет, прямо от стола сбил утку) и кастрюлю тушеной зайчатины, очень подобрел и даже с тоской глянул на пустую бутылку. Я её так устроил в камнях, что она постоянно гудела от ветра, напоминая о том, что она пустая.

А тут еще Юра добавил «тоски по дому». Шеф разгрызал заячью ногу и с восторгом сообщал, какие «у нас в Индонезии вкусные лягушачьи лапки подавали». Юра заметил, что на Эмбе всех лягушек сожрали змеи и черепахи, и сейчас все поголовно занимаются сексом. Гул пустой бутылки и напоминание о сексе настроили В.М. «на лирический лад» и он заявил, что завтра «по азимуту», то есть самым коротким путём – на Саратов. «В Москву, в Москву, в Москву!» - орали 3 сестры у Чехова, а Кося сплясал «танец диких» и проорал 1 раз « В Саратов!».

А чабанам и Эмба - рай. А напоследок я скажу, что эта Эмба и её Большие «промыслы» по нынешним запросам-«большая Панама». Больших запасов нефти бурение не показало, а всё, что сверху - «вычерпали ведрами» в годы войны. Видимо, для войны её и дал Бог, так как нефть была «белая», почти солярка, и её на станции Эмба заливали прямо в танки, идущие на платформах на фронт. Об этих промыслах писал свои самые неудачные рассказы мой любимый Паустовский во время «Сталинского десанта писателей». М. Горький в то время был «десантником на «Беломорканале».

Чистка оружия – до блеска!

А на Эмбы берегах очень много черепах!

А до войны сюда «тянули» железную дорогу от Саратовского Александрова Гая. Работая в Алгайском районе, я не раз удивлялся фрагментам ж.д. насыпи. Наконец рассекретили часть архивов КПСС и, конечно, ВКПБ (она была до КПСС). Оказалось, под видом строительства ж.д. «Алгай-Эмба» сюда перекачивали огромные деньги в «Интернационал», на поддержку дружественных компартий. А чтобы империалисты «не гавкали», отмывали золото (как сейчас говорят) через эту дорогу железную, не особенно упираясь в шпалы, так как их не было. И никогда чумазый паровоз не освистал степей и барханов между Алгаем и Эмбой.  

Но только политики здесь не хватает! Хотя без политики не обойтись, ибо следующий мой «опус» о том, как я помогал дружественным африканским арабам строить социализм. «До того» строить светлое будущее им помогали французы. Но методы стройки не понравились арабам. Они долго «пинались», потом выгнали проклятых колонизаторов из Африки и назвались «Алжир» После эйфории арабы вдруг заметили, что вместе с денежками французы упёрли и все геологические архивы и где что лежит и «залегает» - неизвестно, нужно всё снова «рисовать» А кто будет? Остались одни партизаны! Выучить новых геологов в СССР и в той же Франции удавалось, но как-то не так. Если араб заканчивал «Университет Лумумбы» или колледж, то ему «западло» ходить с рюкзаком и молотком. Он - шеф. Вот и нанимают экспертов, причем из соцстран (дешевле). А это уже политика. Если что-то открывают, пишут, что это сделал Абу-Касым или Белькасем, а в списке доброго десятка фамилий арабов («геологов» там много) в конце какого-нибудь Иванова помянут. Так что и мою фамилию не ищите в «анналах». Но, ей-богу, «я там был», но не  догадался (как это сделал О. Бендер) написать это на тамошних скалах, хотя и ползал по ним с 1990 по 1995 годы.           

Попал я туда случайно, без своей «лапы», не член КПСС, без взятки и воли шефа. Шеф  держал меня «при себе», у микроскопа (для своей докторской и для геохимии), да и как  «полевика». Но арабам вдруг срочно именно «такое» понадобилось. «Зарубежгеологии» не дали время подыскать своего (за «откат» приличный). «Облизнулись!» Там такая дама «вся из себя» сидела, брала и «зеленью», и «борзыми щенками».

Первое что меня поразило (уже в аэропорту г. Алжир) - жандарм. Огромный, величественный и с очень большим револьвером. Я даже рот разинул от такого дива, а он ещё больше надулся, заметив, какой эффект производит. Я конечно, не первооткрыватель, но всё же кое-что об этой стране скажу.