24 января 2006 г.

Прошло более года с тех пор, как я закончил писать часть I, а желания продолжать всё нет. И, видимо, не будет. Нужно пересилить себя и «расписаться». Первая часть закончилась тем, что после 10-го класса я, по «Комсомольской путёвке» уехал на Донбасс строить шахту «Станиславська-Комсомольска».

Да и это не была отдельная шахта, а наклонный участок большой шахты «Замковская» в Кадиевском районе Луганской области. Природа там (после Карпат) показалась мне довольно унылой. Степи полувысохшие, поросшие лесочками, балками, и – терриконы. Это что-то похожее на египетские пирамиды. Но из вывезенной из шахт «пустой» природы. Она не совсем пустая, а с большим количеством Колчедана (это минерал пирит, соединение железа и серы), который от влаги, кислорода и остатков угля обязательно самовозгорается. И вот все эти терриконы горят (огня-то мало, а сероводородной вони и дыма – более, чем достаточно, иногда летает пепел, бельё сушить на верёвках нельзя, - сереет от сажи). Эти терриконы очень похожи на вулканы. На их вершины (высотой примерно 100м) вагонетки из шахт вывозят ненужную породу.  Под землёй из – за этого образуются рукодельные пустоты. В дальнейшем они часто бывают затоплены.

Поскольку никакой специальности у меня не было, определили в «разнорабочие». Чаще – грузчиком. Один раз вдвоём лопатами за день накидали 6 самосвалов щебня. Это было ужасно! Особенно – щебень. Платили так, что хватало только на скудную еду, хлеб, маргарин. Изредка удавалось, правда, сбагрить «налево» машину песка, тогда только можно было наесться досыта. Да я ведь был маленький и слабый. Когда разгружали сухую штукатурку (щиты), то ветром меня иногда бросало на землю. От работы до поселка, где была «общага» - 5 км, возили на автобусе, но часто и пешком ходили. Бордель и воровство на той стройке было удивительное. А сейчас всякие старпёры ноют, что в «прежние» времена был порядок! Начальство-то жило неплохо (по тем меркам), а быдло - как быдло (скот).

Поняв, что грузчиком я долго не протяну, я сразу же поступил на курсы подземных электрослесарей. Учился тут же, на шахте, сразу после работы. Поэтому на автобус уже не попадал, и каждый вечер шлёпал от шахты до посёлка пешком. Через 3 месяца «Станиславскую-Комсомольскую» построили. И как раз мои курсы закончились. Понадобились специалисты. Поэтому меня и взяли. «И в забой направился парень молодой». Песня. Хоть мне и было только 17 лет, а не 18, как надо по закону. Ничего особенного не происходило, но несколько историй можно припомнить.

В «общаге» народ был разный, в основном «вербованные». Главным образом - всякие уголовники (работали немного и недолго, чтобы только получить настоящие «ксивы», а не подделку), скрывающиеся бандеровцы;. Таких, как я, было очень мало. В моём чемодане под жалким барахлом был спрятан прекрасный эсэсовский кинжал дамасской стали с рукояткой из слоновой кости. И однажды, идя домой с курсов, я не увидел своего приятеля «блатного» и всего чемодана. Так что и приодеться после работы было не во что. Старший мой брат Славик в то время тоже работал в шахте в райцентре Кадиевке, - привёз мне штаны на сменку.

И всё же я хотел стать геологом. Поэтому уехал поступать во Львовский Университет. Экзамены сдал, но по конкурсу не прошёл. Денег нет; хоть в Выгоду возвращайся (да и близко от Львова). Но и мысли не было вернуться: «А, устроюсь на шахту здесь же, во Львовско-Волынском бассейне»». Там как раз начали строить шахты. Но не тут-то было. Устроиться было невозможно, - все места заняли «бандеры». А я же «москаль». Пришлось опять на год на Донбасс ехать вербоваться, чтоб довезли и дали аванс сразу, кушать-то хочется. Но теперь уже было всё иначе. В Луганске нас «покупатели» выстроили у вагонов. «У кого есть шахтные специальности?» И я гордо вышел вперёд: «подземный электрослесарь!». И, не смотря на то, что ещё было - то 17,5 лет, я попал на шахту «17-17 бис» в самом городе Красный Луч. Так я стал дежурным электрослесарем, с тарифом 40 р. в день. И мог забыть то время, когда я с радостью за 5 р. грузил машину песка «налево». Со своей зарплаты я стал даже посылать деньги матери. Я уже  не застал тех времён, когда шахтёры ходили в полувоенной форме и огребали изрядные деньги за свой (адский, правда) труд. Но и те «крохи», что давали мне, казались «пирогом».

Старые, заслуженные шахтёры, как правило, «пустили глубокие корни». Завели свои дома, хозяйства, сады. Мы, молодые, называли их куркулями. Однажды такой куркуль чуть меня не зарубил. Мы залезли ночью в его сад, за яблоками. Вдруг несётся хозяин, весь в белом (кальсоны), и с топором. Все к стене забора, высотой-то он метра два, из кирпича. Все прыгали, а я замешкался, - высоко. Уже слышу сопение мужика с топором. Слава Богу, вдруг он резко остановился, а я наконец-то допрыгнул. Оказалось, мой приятель отколупнул сверху кирпич и удачно «выключил» куркуля. К концу смены эти куркули вырубали кусок антрацита килограммов под 30 и волокли домой.

Один из них хотел меня «приручить». Я же был «перспективный» жених, - 17 лет, не пьяница и с хорошей специальностью - «мог бы и механиком (начальник всех слесарей и механиков) стать». Он мне сватал свою дочь (я её таки не увидел), а я ему в свободное время помогал грузить уголь на транспортёр.

Зная, что поступить в Университет не так-то просто (тогда геологи ценились, конкурс был 7 человек), я сразу же пошёл опять в 10-й класс вечерней школы. В этом же классе учились (почему не днём?, может, оболтусов выгнали) дети шахтерского начальства, но держались они особняком и с «вербованным быдлом» не общались. А ещё учился плешивый старикашка, лет под 60, как мне казалось. По-моему, от него вечно пахло каким-то нафталином. И зачем ему нужен был аттестат, - непонятно.

В те времена ещё не продавали документов в подземных уличных переходах, даже не было транзисторных маленьких радиоприёмников. Жил я в общежитии, вчетвером в комнате. На шахту ходил через балку, метров за 800. Работал по графику, и днём и ночью, т.к. шахта работала круглые сутки. А слесари работали и в праздники (с доплатой) и в выходные. Работа мне нравилась, я и книги по шахтной технике читал. Поэтому вполне справлялся и даже был одним из лучших. Но в начале, конечно, был «слесарёнок». И лишь после одного эпизода меня многие стали узнавать: «Вот тот самый слесарь пошёл».

А эпизод-то был криминальный. Работал на шахте некий Грищенко, бригадир проходчиков. Передовик-стахановец, гремела слава его на весь «Краснолучуголь». Вся шахта «на него работала». Ему и лесоматериал, и вагонетки под погрузку, и всё-всё, лишь бы он не разевал пасть и не гавкал (даже на начальство мог). Его невзлюбили, но поделать уже ничего не могли, т.к. кукушонок «перерос родителей». К несчастью, эта бригада была на моём участке. А я, обычно спустившись в шахту (380м), обходил весь участок, проверяя работу механизмов, а затем остановился не у Грищенко (он мне не нравился), а в такой же бригаде моего приятеля Эдика Менеса (огромный рыжий эстонец). Вдруг бежит шахтёр: «Слесарь, дуй к Грищенко, - «баран» не работает». А «баран» - это электродрель такая большая (~15-20кг). Довольно сложное управление, куча электропроводов. Я начинаю разбирать, Грищенко «нарезает круги» вокруг меня. И всё быстрее. Минут через 10 стал мычать, затем ворчать, а через 20 минут уже орать, что и «баран» - баран и слесарь – баран. Я же молча кручу гайки и соединяю провода при свете своей лампы – аккумулятора. «Иди отсюда на…, не мешай, быстрее сделаю!» - не выдержал уже и я.

И тут взбешенный герой труда занёс ногу, чтобы пнуть мою лампу. Чёрт меня дёрнул подставить руку. И тут же я встаю, другой рукой в сумке на боку выбираю гаечный ключ побольше (32x36) и этим ключом врезаю ему по башке. Благодаря каске, голову я ему не пробил, каска смягчила удар. Но всё же скользнула, - и по роже. Он упал и стал кататься по штреку (выработка с рельсами), вопя и матерясь. А я спокойно (внешне) доделывал сверло.

Набежал народ. Его под руки, и на - гора повезли.  А я, доделав и проверив этот «баран», позвонил (там спецтелефон) механику и вызвал замену. Стою уже под душем, - бежит мой старик-механик (шеф): «Вовка! Это ты его трахнул? Ну, теперь тебя посадят!». Утешил, козёл старый, но, вижу, что беззубая пасть у него невольно растягивается в улыбке. Этот Грищенко всех уже достал. Пошел я в медпункт. Спрашиваю у медсестры:

- Как там Грищенко?

- Это ты его, что - ли достал? Не бойся, глаз целый.

- Ну, слава Богу!

Пришел в общагу, уже все знают, ржут и чуть - ли не обнимают меня. А я - то призадумался, - ведь он мужик здоровый, может и побить. Взял электродетонатор, аммонал (из шахты натаскал, не проблема) и соорудил целую гранату с упреждением на 5 секунд. И по дороге до шахты и до общаги носил эту бомбу (как «шахид») в кармане. Но через два дня раскурочил, т.к. Грищенко, увидев меня, куда-то исчезал.

Судить меня не стали, т.к. мне ещё не было 18 и начальству бы здорово досталось за то, что пустили меня под землю. А меня с тех пор уже звали не «слесарёнок», а «слесарюга, который Грищенко отоварил». Да и отношение к нему (в том числе и у начальства) стало иным. Попросту я «крикнул, что король-то голый!». Вот такая история.

А вообще-то я редко дрался. До этого, ещё на комсомольской шахте трахнул по башке (неплохо) венским стулом одного уголовника. А ещё в дальнейшем, уже будучи студентом – геологом, побил и затолкал в грязную канаву завхоза нашей геологической партии, за то, что он нарочно перевирал мою фамилию: то Чикалов, то Шакало, хоть и сам был «Шнырюк». Да, ещё в армии старшину роты побил и натёр рыло мусором, но об этом потом.

Жизнь в общаге шахтёрской текла более-менее спокойно. Врагов у меня не было. Да и не было времени свободного, - работа, вечерняя школа, книги художественные. Иногда - ведро пива на всех четверых. Нам казалось, что оно очень вкусное, т.к. редко доставалось. Бурда, конечно, несусветная была, не то, что теперь – десятки сортов. Хорошее пиво пили и тогда, но только те, что были у «кормушки». А «быдло» - пило пойло (и причмокивало).

Увидев как-то, что я читаю, упомянутый выше Менес (после случая с Грищенко), бригадир проходчиков, взялся за моё воспитание. Он только внешне был похож на эстонца, но был какай-то взрывной, и по характеру более похож на южанина. Вначале он заставил перечитать всего Шекспира, и когда я пресытился всеми этими кровавыми «Генрихами» и т.д., - начал давать мне Паустовского, О´Генри, Лондона, Чехова. А Жюль Верна и всяких - там «Робин Гудов» и «Айвенго» я проглотил ещё в школе.

Этот Эдик Менес даже следил, что я ем: «Надо есть борщ, бифштекс, сметану, а прочие фитюльки – ерунда». После смены мы на страшной скорости носились на его мотоцикле. Как-то я подхватил дизентерию, так он регулярно меня посещал (у окна, внутрь не пускали). А однажды даже привёл мне для знакомства девушку. Позже я с ней несколько раз встретился, пока дело не дошло до поцелуев. Но она оказалась слюнявой и я её бросил

Заметив, что я преуспеваю в работе (читал спец. литературу) начальство меня произвело в дежурные электрослесари-ремонтники (уже тариф 60р. в день, а не 40). Зато вызвать могли и среди ночи, вне смены, на «аврал». Один из таких «авралов» чуть не стал для меня последним.

Схема горной выработки

Ночью сломался транспортёр в одной из лав. Лава- это выработка, в пласте чистого антрацита ( здесь – 90см «высотой»), по которой двигается электроврубмашина. Затем лопатами уголь набрасывают на транспортёр, и далее уголь по гезенгу падает в вагонетку. И как раз в это время – подвижки в кровле 2, т.е. скоро всё засыплет, если транспортёр будет стоять. Пока я раскручивал кучу гаек на крышке (см. рис) чтобы заменить шестерню, уже стали кусочки породы падать на меня. Меня срочно «оббили» стойками (столбики из дерева). И только я, всё сделав, закрутил последнюю гайку, как сверху свалился «корж» и придавил мою голову (боком) к головке блока. Значит – скоро обязательно добьёт.  Корж забойщики стащить не могут, - тесно. И тут меня осенило: «Толкайте ногами вместе с коржом в гезенг». Получилось. И через пару минут я, с кровавой мордой (чёрно-красная, пыль и кровь) вываливаюсь через резиновый фартук в вагонетку. А у гезенга (следит, что – бы не забилось отверстие) стоит откатчица. Тогда ещё женщины работали под землёй. Она с испугу сначала отбежала, но, увидев, что я зашевелился всё же на угле, заорала: «Ба! Слесарь!». Отделался я только ободранной рожей.

Но не всем так «везло». За год человек 8 – 10 убивало всё же. Один раз мы ползли по лаве к вруб. машине. И только машинист запустил её, как сверху грохнуло на него. Откопали тело с трудом. Я, как слесарь, полз последним, пятым, меня совсем не достало.

Всего не опишешь. Шахта была «опасная по газу и пыли», т. е. всё это взрывоопасное (от одной искры!). На соседней шахте, когда рвануло, то сразу погибло не менее 50 человек. Да и вообще – то работа в шахте (любая) далеко не мёд. Я не говорю уж о «посадчиках», которые, вообще – смертники. Они выбивают и вырубают старое крепление, где уже отработано, постепенно обрушивая кровлю («потолок»). А если этого не делать, то по мере выработки угля и увеличения площади, закреплённой столбиками пустоты, резко возрастает «горное давление». И в один ужасный момент «лава сыграет». Т. е. обрушится всё сразу, - братская могила. А давит там сверху изрядно. Зайдя в старую выработку (по нужде, биотуалетов там нет), где хозяева – крысы, слышен треск выгибающихся стоек. 

Однажды была авария в стволе шахты. Сорвался «скит» - такой лифт с углём или породой, а тот, что возит людей – «клеть». Так этот скит, пока не сдержали зацепы -«тормоза», порушил всё в стволе. Выходить «на гора» пришлось через запасной выход, наклонный тоннель, идущий с поверхности на глубину 380м, так забираться по нему было уже страшновато. Идёшь по гниловатому настилу типа лесенки (а «пол» скользкий, местами вода не просто капает, а журчит уже), «стенки» и «потолок» выгнуты дугой: вдруг хряпнет? Передавит в миг всех, как крыс. Жуткое зрелище; по этой дыре молча (тяжело, подъём крут) движется длинная гирлянда огоньков, только сопение и чваканье воды, да потрескивание крепления. Где обводнено, - там грязь, вода, холод. А где сухо – пылища, весь черный, только зубы да белки глаз сверкают. Всякий раз, после смены, брезентовую робу – в сушилку. Высыхая, она уже «стоит колом» от пыли.

Так прогибаются крепежи

Вот её напяливаешь на столь же грязное бельё. Многие, конечно, не выдерживают: «Заберiть свою лопату i кирку, та покажiть нагору дiрку!». Смена начиналась с того, что одев робу (ещё на верху), последний раз покурив (в шахте нельзя, - газ) шли к «ламповой», где взамен личного жетона, тебе выдают аккумуляторную лампу, а твой жетон вешают на щит (контроль, кто сейчас под землёй). Кстати, тут меня часто придерживал приятель – слесарь - старик, как мне тогда казалось (лет 40). Он русский, по-украински говорил с акцентом. Вообще – то мы там все говорили по - русски (в основном). Покуривая, он приговаривал: «Куды ты спiшиш? Ще яйця почухаем, пальцi понюхаэм, водычкы поп`эм, а тодi i пiдем». Фамилия его была Воробей Николай, поэтому после смены он изрекал: «Ну, Мыкола Горобець (Воробей) – i мобi трудодень!». Он меня вначале натаскивал в работе всяким «штучкам».

   Одно время я даже был комсоргом участка, но, поскольку, кроме сбора взносов, я ничего не хотел делать, то «по партийной линии» не пошёл, а мог бы «рвануть» и протолкаться «к кормушке». Но меня мутило от собраний и прочих «мероприятий» (как и многих других «совков»), хотя внешне я этого не показывал.   Когда умер Сталин (я страшно болел тогда брюшным тифом полгода) я, правда не плакал, но всё же думал, что теперь нам конец, - придут американцы и вылезут бандеры (это было ещё в Выгоде) и вообще – конец света. Надо закруглять этот шахтёрский период, а то «вся жизнь впереди», а уже 72 страницы.

Замечу только, что только здесь (мне уже 19 лет) одна из шахтёрско – куркульских дочек умудрилась - таки «покончить с моей невинностью». Естественно, оказалось, что это была дева весьма лёгкого поведения, хоть и очень симпатичная, Лида веснушчатая. А я на веснушки смотрю, как окунь на мотыля или мормышку.   И вот, уже имея солидный «капитал» - секретарь комсомольский, работал по комсомольской путёвке (по зову партии), имеет 2 года стажа (да ещё и шахтёр), я поехал опять во Львов, на геологический факультет поступать. Мне нужно было хоть как - то сдать экзамены. Что я и сделал, да и неплохо, т. к. подучился в вечерней школе. Так я стал студентом – геологом по профилю ПОИСКИ. Эти геологи как раз «первопроходцы»,  а не «разведчики» - те бурят и считают запасы того, что открыли «поисковики». Хотя в дальнейшем лавры, чаще всего, достаются всё же разведчикам.