Главная » Статьи » Заключение

ПОБРЕХЕНЬКЫ ДЕДУШКИ ТЭРЭНЬКЫ 3 (дополнения к основному материалу)

ПОБРЕХЕНЬКЫ ДЕДУШКИ ТЭРЭНЬКЫ

Дополнения к основному материалу №3

 

АДМИРАЛ

Раз уж я вспомнил про моего «лучшего» друга и брата Архипова Влада, то не премину про него «донести» ещё пару пакостных историй. В оное время (30-40 лет назад) жили мы с ним на одной лестничной площадке (двери наискосок). У него с женой Лидой как раз родился сын и счастливая пара, начитавшись каких-то инструкций «по общению с новорожденным», посменно топила его в ванной. Малыш вёл себя как китёнок, выныривал и вместо фонтана пускал пузыри. Может быть, и зарыдал, но эти двое не давали ему раскрыть рот, а только сделать очередной вдох.

Увидев это зрелище, я моментально сбежал, чтобы не стать «соучастником» или «не оказавшим помощь». Несмотря на их старания, Ихтиандра из этого Павлика не вышло, но плавать по-лягушачьи они его выучили. Причём горделиво называли это «стилем барс».

Почему я несколько недоброжелательно описываю это? Потому что этот Павлик с сестричкой Олей опозорили меня на реке Катунь, куда меня специально заманил их папаша. Да там Алтай! Да в этой Катуни рыбы как грязи. На самом деле и грязи там было навалом. Вода цвета «кофе по-варшавски». Но рыбой не пахло. Команду набирал сам Влад (далее — «Адмирал», потому что было два плота). Причём полный интернационал: один плот «еврейский». Командовал им Капитан Немо (или Нёма). Он, полулёжа, покуривал трубку или кальян, а жена его Соня упиралась вёслами, а он позволял ей кормить себя. Чтобы первый, адмиральский плот, был «славянский» «Адмирал» и соблазнил меня алтайской рыбой. «Бо я — щырый (искренний) украiнець». Но плыл я всё же под далеко не славянской фамилией Рейхель.

Не буду особо расписывать, как долго мы добирались на поезде к этому Алтаю. Помню только, как трещали на вокзалах палисадники. Мы их ломали на дрова для вагонного «титана». А питались мы в основном манной кашей (с фруктами по-еврейски) — детям же! Да бутербродами с колбасой (мужики же, мясо надо!). А когда колбаса «зацвела и зазеленела», то женщины (хитрый народ евреи) отмыли её (но не мылом, точно знаю) чем-то, смазали и продолжали скармливать команде «эскадры».

Для постройки плота нужны были жерди и я, гуляя (разведка) по окрестностям, удачно нашёл их в ограде для скотины. А, отойдя метров двести по «надобности», увидел огромные кустины знаменитых эдельвейсов. Так что долго бродил я по поляне, выискивая «посадочное место», где нет их. Эдельвейсы всё же, а не какая-то хрень — маргаритки!

«Адмирал» лично вязал плоты. «Славянский» был чёрный и без имени. А «еврейский», конечно, был белый и с гордым именем «Моби Дик». Все были страшно удивлены, когда я к спуску «эскадры» на воду вытащил из рюкзака спец.бутылку «Шампанского». Дружно решили её не разбивать о корабль, а распить. Тем более, что корабли резиновые и порогов очень грозных, без шуток, впереди было штук шесть.

Перед их проходом мы причаливали, высаживая детей и жён, изучали струи, водовороты, «бочки», скалы и памятники уже утонувшим и только потом «доверяли себя волнам», резво управляя вёслами. С плотом нас связывала только верёвка («пуповина»), которую следовало бы обхватить ногой и напрячь. Вылететь можно очень даже элементарно, что и проделал, увы, наш уважаемый «Адмирал». Я-то, увидев этот страшный порог и помня наказ «Адмирала», прямо сросся с этой «пуповиной». А сам лихой «Адмирал» отпустил вожжи и немедленно госпожа Катунь сбросила его, лягнув под зад бугром воды. Вместо того, чтобы как лихой моряк сажёнками перемахнуть водицу, «Адмирал» как лягушка прыгнул на скалу и вцепился в неё четырьмя конечностями. И, кажется, даже зубами. Ничего не говорил и головой не вертел, а упёрто изучал глазами породу.

Он мне очень напомнил моллюска (очень крупного и мясистого). Особенно, когда мы отдирали его от скалы, чтобы выбросить в командирский плот, где он имел место быть. Дрожащий и мокрый Влад объяснил, что этот трюк он проделал специально, чтобы поучить нас — салаг — как вести себя, если оборвётся «пуповина». Правда, перед прыжком он что-то кричал об этой «пуповине», но уже ревел порог, и почти ничего не было слышно. «То можэ воно i так?»

Тем не менее, его детки (Павлик и Оля) утром, чтобы я не позорил рассказом их папашку, распевали дурацкую песенку о том, «дядя Вова выпрыгнул с плота» и что я — мусульманин, т.к. совершаю омовения в Катуни. Можно подумать, что Катунь «выборочно» целый день мочила только мой зад. А ещё эти детки поймали двух полудохлых хариусят, чем ужасно гордились, опозорив меня как неумеху-рыбака перед всей еврейско-славянской «эскадрой»!

Униженный и оскорблённый я поглядывал на «Адмирала», но он только благосклонно поглаживал головки своих отпрысков. Вот тебе и «добро побеждает зло»! «Ну, нiяк нэ можна з отымы кацапамы гуртуватыся! Нэма правды на свiтi». Чтобы умилостивить «Адмирала» (за описание моллюска на скале) пришлось «сунуть ему в лапу». Я сделал ему ценный подарок — целое озеро с самоцветами на дне. Приняв подарок, он сменил гнев на милость, и даже его дети перестали распевать свои гнусные песенки.

Но вернёмся к тем временам, когда этого Павлика ещё только «топили» в ванной. Между опытами в ванной, особенно когда наши жёны были заняты поисками пропитания, мы с Владом общались за кружкой пива или даже за «рюмкой» чая. Когда встречи учащались, то наши жёны (Лида и Люда) решительно их пресекали, называя их «пьянством»! А моя Людмила однажды даже вылила в раковину полбанки дефицитного тогда пива. И это случилось после того, как мы с Владом «сели на диету» и 3 дня питались «чаем».

Когда нас так зажали с обеих сторон, пришлось ходить на нейтральную сторону. Для этого нужно было произнести пароль «Помоги шкаф сдвинуть! Эти бабы так любят переставлять мебель, как будто квартира от этого увеличивается»!

И вот мы сдвигаем шкаф где-то на Астраханской. Вдруг Влад хлопает себя по своему сократовскому лбу: «Я же должен проводить практические занятия со студентами!». Несмотря на то, что мы не брезгуем заурядной пивнушкой, этот Влад был шибко учёный и даже учил тогда какой-то высшей арифметике или чему-то математическому (чего я с детства не люблю) студентов Политеха.

И что? Испортил кайф, зараза! Пришлось ехать с ним (на полчаса). А между первой и второй — перерывчик небольшой. Мол, так и надо. Пошёл он к своим «бурсакам», а я тоскливо бродил по длинным коридорам «храма науки» и изучал типично совковые агитки на стенах. Это было что-то похожее на червяка в пепельнице, как у медиков змея в чаше. Или у сталеваров — «наша сила в плавках»!

Почему-то за мной увязалась здоровенная бабища в синем халате с ведром и тряпкой. «И ходют тут и ходют», — ворчала она, вытирая воображаемые следы. Я обозлился и, чтобы она отвязалась, сказал, что не просто «ходют», а работают. Я, мол, корреспондент из газеты. Да ещё издали показал красную корочку НИИ геологии. Она не только отвязалась, а вообще исчезла. А далее произошло что-то непонятное. В дальнем конце коридора замелькали какие-то тени. Прибежал запыхавшийся Влад и заявил: «Дальнейшее «чаепитие» отменяется. Я только что вернулся из Алжира». И ещё выпендривался: «Se purkua?» «Потому что пришёл какой-то фраер из газеты, а половины преподавателей нет!» «Успокойся, дитятко! Это видно я — фраер»! Влад сначала заржал, а потом принял позу отчаянного храброго зайца, пошёл сказать, что он, дескать, в гробу видел этого журналиста». И мы (по пути домой) снова выпили по «рюмке» чая.

* * *

РЕКЛАМА

Ах, Вы уже снова здесь?

Вообще-то Вы поменьше хихикайте! И не вздумайте мне в глаза сказать, что я графоман. Я больше люблю лесть, чем критиканство. Могу и порчу навести по злобе. Я немного ведьмак, колдун, знахарь. Это признание имеет основание.

1. Был (официально) экстрасенсом. В архиве мэрии Саратова лежит «Карта геопатогенных зон г. Саратова», авторами которой являются экстрасенс В.А. Тищенко и В.В. Отькало. Делалась она в НИИ геологии СГУ по заданию вице-мэра и главного архитектора. Я за неё получил один миллион рублей (месячную зарплату).

2. Знаю десятка два «хороших» и несколько смертельных трав.

3. Основной довод: в одной деревне покупал (точно у ведьмы) отличный самогон (прямо виски!) почти по цене сахара. Сейчас я в своих «опытных работах» достиг того же результата, а по вкусовым качествам этот напиток даже превосходит ординарный виски.

Так что не больно-то! и берегите себя!

* * *

МАРЬЕВКА

 

Кончать надо эти истории. Вот напишу ещё, как я искал серу в Саратовской области под руководством «Генерала». Довольно резво мы двигались по трассе «Энгельс-Озинки». Вдруг колонна резко остановилась. Из впереди идущей «бурилки» выскочил буровой мастер и бросился не к правому колесу, как положено, дабы оросить его, а почему-то к дверце пассажира. «Ну, блин, приехали!» — заскучал я, предполагая серьёзную поломку. Тем временем уже все помбуры, как «дрозды расселись по кустам», заодно с интересом наблюдая за странным поведением своего «шефа». Я тоже вышел размять затёкшие ноги».

«Вылезай, скотина!» — орал Олег, пытаясь вытащить помбура Вальку, а тот упирался. Наконец он вывалился из ЗИЛа и Олег пинками погнал его не в посадки, а уже к каналу и пихнул в воду.

«Что это ты его квасишь?» — заинтересовался я. «Ну, Васильич, он меня довёл! Вдруг в кабине резко завоняло. Я посмотрел на Вальку. Но он мирно посапывал пьяный. Что ж, бывает! Но вонь всё нарастала. Валька, проснись! Ты срёшь!» «Сам ты срёшь!» — буркнул помбур. Видать, «червивки» обожрался, а она слабит.

«Червивка» — самое дешёвое яблочное вино. На отмочку мы ему дали 10 минут. В это время была сделана и отмывка кабины ЗИЛа. Затем Олег впихнул вонючку в салон «ГАЗ-66» к ржавшей бригаде, где он как пиявка вновь присосался к «Червивке», а мы продолжили путь к заветной Марьевке.

«ГАЗ-66» тогда только-только появлялись у военных «геофизиков» и выглядели очень круто. Кроме салона там имелся кузов. Однажды у луковой плантации нас остановил «кореец-земледел». «Насяльник, подлюка, масина давай!» Я — «Что это ты, китайская морда, меня подлюкой обзываешь?» Он замотал башкой и молча показывал на свою плантацию лука и кузов. Тут до меня дошло, что не «подлюка», а «под лук». Но мы же едем всей бригадой на Марьевку, а не обеспечиваем себя на всё бурение луком (тоже метод наряду с воровством).

Эта Марьевка давно манила обещанной генералом серой. Сера — она и есть сера, минерал, который пахнет похоже на помбура. А вот генерал — это нечто посложнее. Ну, я его уже описал в «Байках» (руководитель геологии всей Камчатки). Там у него была «кликуха» — «Наполеон». Это мне сказала работающая когда-то с ним минеролог УШП. При этом она загадочно ухмыльнулась. Когда я стал приставать к ней с расспросами, она ещё больше заинтриговала меня. «Скоро сами всё узнаете».

Я же расспрашивал вовсе не из праздного любопытства. Дело в том, что этот «Наполеон» будет моим прямым шефом. На всякий случай я его «понизил» до генерала. Ведь Саратовская область всё же не Камчатка, а этот Вадим Николаевич даже не начальник Управления, а только экспедиции. Но по поведению и уже проявленным амбициям на «генерала» вполне тянет.

Тут я вспомнил незабвенного Швейка, который долго определялся, как ему называть нового командира полка. На «старого пердуна» тот «не вытягивал» и Швейк, после долгих раздумий, назвал его «полупердун».

Так вот любимой «игрушкой» моего генерала была сера. Он искал её на Камчатке и в Индонезии. А теперь вот в Саратовской губернии на двери новообразованной группы тут же появилась табличка «Партия серы», а её сотрудников тут же окрестили «серунами». Рядом — «Партия горючих сланцев». Один из её членов (Гена Васильев) по утрам встречал нас грузинской песней «Ай, серун, серун», т.е. соловей. Они зашивались с отчётом, и я писал главу по геохимии. Когда автобус увозил людей в Саратов, шеф сланцевиков наливал нам «для связи слов» по 100 грамм коричневого сланцевого самогона. Я тут же на двери повесил агитку. «За сланцы! До отчёта 20 дней! Даёшь!»

67 , 68

Но ведь ты уже забуривал скважину. Хватит отступлений!

Для «бурил» (помбуров) был снят отдельный дом, а мы (я, геолог Павел, буровой мастер Олег и шофёр Виктор) поселились в красном кирпичной здании земской больницы. Это большущая огороженная палисадом и сиренью площадь с несколькими зданиями. В одном из них ещё действовала уже «увядающая» поликлиника. Что-то Чеховское было в этой усадьбе. Рядом за забором среди подсолнухов мы забурили свою «Марьевскую скважину», тем более что до воды — сто метров. Для не геологов вода нужна для приготовления «смазочного» бурового раствора. Делают его, мешая в огромной яме — «зумпфе» с бентонитовой глиной. Яму надо копать, а глину бурилы иногда продают в отдалённых деревнях вместо цемента.

Вода эта вытекала из большущего пруда по каменистому руслу высокой плотины. Вообще-то это не пруд, а подпруженное верховье речушки М. Кушум. Она, петляя и разливаясь глубокими богажинами, вливалась в Кушум, а потом уже в Волгу, так что рыба в прудище была. Русло было окаймлено камышом, так что со спиннингом или с ружьём мало где пролезешь. Я пролезал. Но главной «дичью» для нас были голуби.

Возле слива в 50 км от нашего дома лежала огромная бетонная труба и я, забравшись в неё, дожидался стайки голубей, прилетавших на водопой. Больше четырёх не стрелял. Этого хватало на суп на два дня. А жадные помбуры как-то забрались ночью на чердак «заглохшего» клуба и хлопнули сразу мешок голубей. Один раз изрядно обожрались! Я же подстреливал по четыре штуки, да так и не выбил всех.

На рыбалку тоже брал ружьё. Довольно часто супец был из дикой утки. Иногда удавалось и по дешёвке выписать в совхозе свинины. «Свинская» ферма стояла на берегу Кушума. Однажды весной патриоты-свиноводы выпустили (нарочно) навозную жижу в реку. Вся деревня обжиралась сазанами. Я тоже выловил пару штук, а Пашка купил четыре штуки, видимо, генеральская семья (папа-генерал) побольше моей. Я своих выбросил. После жарки в них улавливался пикантный привкус и запах свинячьего дерьма. А что сделал Пашка со своими покупными — не знаю.

Но пруд был выше фермы и рыбку-то я полавливал. Как-то во времена нереста я стрельнул в кучку щук, да неудачно. Пришлось соскребать щучий фарш с веток. А по последнему льду запомнилась одна рыбалка. Теплынь уже, ветра нет, бурилка моя мирно «ворчит». Я сижу в 100 метрах от дома. Завтра еду в Саратов. Кайф! Да ещё и килограммов 6 прекрасной плотвы!

«А не стрельнуть ли мне ещё дикую уточку на обед?» — как-то подумал я. Лёд уже на течении стоял давно, охота открыта. Тем более, что я свободен, идёт бурение. На скважине я нужен только при подъёме, когда достают пятиметровый столбик пройденной породы «керн». Сменил удочку на ружьишко, отошёл с километр, а за поворотом на травке-полянке между кустиков две чёрные «Волги», тоненькие «девочки» и уже толстеющие «мальчики». Большое начальство. Верховье пруда перегорожено сетями. Райком Озинок «рыбачит». Здесь я понял, откуда вечером и даже ночью нас веселили песни.

69

С ружьём на плече я хотел обойти «отдыхающих». Не тут-то было. Один из мужиков, полупьяный, гаркнул командирским голосом: «Эй, ты, охотничек! Ну-ка дуй отсюда!» А когда я продолжил идти вверх по речке, сказав ему, что у меня есть охотничий билет, и охота открыта, мой визави помня, что у меня на плече ружьё, на всякий случай не стал ко мне приставать (может я псих?), но завопил: «Николаев! Ко мне!»

Из стоящей белой «Нивы» (тогда ещё довольно редкой машины) вышел пожилой шофёр и объяснил мне, что это инструкторы райкома партии и комсомола проверяют, как идёт посевная в совхозах, почему-то добавив «суки»! Потом он, действительно, посоветовал мне уйти, а то его сейчас пошлют в контору. «Зачем?» — спросил я. «У них такая привычка. Чуть что — вызывают мента». Тогда в Союзе сотовых телефонов ещё не было. Я представил себе, как к «бурилке» (я сказал — геолог вон с той буровой — поэтому-то шофёр Николаев мне так искренне и доходчиво объяснил ситуацию) подъезжают менты и оформляют вооружённое нападение на «КПСС при исполнении». Я даже сам поверил, что так и было, изрядно струхнул. Появилось чувство, как тогда, в далёком детстве, когда я разбирал ржавую немецкую гранату с уже подгнившей деревянной ручкой. Молча повернулся я и ушёл на буровую.

70

Но комок злости подступил к горлу. И я до вечера всё вспоминал это унижение, но «комок» не проходил. Наконец я хоть что-то придумал и успокоился. Подуставшие от «тяжких» трудов «райкомы» (третьи сутки безустанного расслабления) уже к часу ночи угомонились. Надув резиновую лодку, я снёс (30 метров!) её к пруду и «аки тать нощной», не плеснув веслом, подплыл к «базе отдыха». Храп стоял изрядный, особенно из «Нивы». Видать, Николаев тоже изрядно вмазал. Уже спокойно я срезал обе сетки, но не утопил их, а, увидев, что в них изрядно рыбы и раков, уложил их на нос лодки, после чего она слишком уж опустила его. Но до своей хаты я доплыл, а там уже Витька-шофёр всё убрав, вытащил рыбу и раков. Спрятал во дворе сети (предварительно выклянчив их для себя) и мы улеглись тоже. У нас храпел только Олег.

Утром я взял бинокль и, проверив, нет ли обрывков водорослей между хатой и прудом, ушёл на бурилку. Оттуда «стан супостатов» был виден как на ладони. Когда солнышко изрядно припекло, из красивой импортной палатки выполз один из идеологов и первым делом посмотрел в сторону сетей. Увидев, что поплавков не видно (рыба утопила!) что-то заорал. Пришёл Николаев с лодкой, поплыл и тоже что-то заорал. Наверное, «песец, спёрли!». Через два часа берег очистился. А я радостно заржал и «комок» сразу исчез.

71

Наступили дивные времена — весна, лёд исчез, на лозах серебрились белые пушистые «котики» (украинское название), которые просили, чтобы их погладили. Степь стала изумрудно-зелёной с яркими куртинами красных и жёлтых тюльпанов, а в кустиках уже зелёной спиреи встречались ярко-жёлтые адонисы.

В небе журчали невидимые жаворонки, а на середине пруда ныряли и перепархивали дикие утки. Лепота! А ведь совсем недавно здесь снега было по пояс, а после оттепели образовался наст, и до бурилки не надо было ломиться почти по грудь в снегу, как «Бурлаки на Волге».

Я с трудом описывал керн — стыли руки. Решил принести его в дом и описывать в тепле. Однажды обмыл его и с ледяной коркой приволок его в дом. Обычный доломит, обрыд уже. Никакой серы всё ещё нет, а лишь какие-то тёмные коричневатые пятна и жилки. Но появилась и усиливалась вонь. Уже Павел и Олег зашевелились и уставились на меня. А я на керн. Воняло явно оттуда. Олег ехидно изрёк: «Это ж надо так голубятиной обожраться!»

И тут пятна на керне стали шипеть, пузыриться и комнату заполонила нестерпимая вонь. «Меркаптаны, блин!» — радостно завопил Павел. Оказывается эти пятна — нефть, а к вони лично я не причастен. Это действительно нефтяные спутники — газы. В недрах они под давлением, наверху (мороз за 20 градусов) замёрзли, а когда оттаял керн, то они зашипели и запузырились. Я вынес керн на улицу. В доме ещё долго стояла вонь…

72

Пришла к Олегу санитарка Маша. И, пока он собирался, эта «фигуристая», как он её называл, бабища с укоризной смотрела на меня с Пашкой. Не мог же её красавчик Олег сотворить эдакую вонищу! Через час наш Ромео вернулся с довольной мордой и запахом уже чистого медицинского спирта. С тех пор, когда где-то, что–то, кому-то «взбзднулось» (как говорит мой друг и брат Архипов Влад), кто-нибудь всенепременно изрекал: «Меркаптаны, блин!»

А мясную порцию я тогда действительно урезал до полголубя, т.к. их стало мало. Эти козлы помбуры опять с мешком лазали на клуб. Но поумнели и всё сразу не спороли, а засунули в снег к большой радости окрестных котов, которые очень обрадовались такой «халяве». И только когда их там стало, как котов на помойке, бурилы спрятали мясной запасец в пустую бочку с крышкой.

Я же своим объяснил, что полголубя — это ресторанная порция. Незабвенный Швейк ещё в оные годы покупал жареных голубей поручику Лукашу и, чтобы тот не подумал, что преданный Швейк сожрал половину «добавлял свою крону» и ему клали целого голубя. Поручик удивлялся и посылал вновь Швейка именно в тот ресторан. Лукаш рассказал об этой дешёвой кормушке друзьям и, когда всплыла-таки истина, устроил дикий разнос Швейку за то, что он опозорил честь мундира Австро-Венгерского офицера.

73

Те морозы со свистящей вьюгой и колющим лицо снегом я хорошо запомнил. Правда, вся буровая была тщательно укутана брезентами, но мороз!!! На Новый год бурилку остановили, подняв штанги наверх, и поехали «до дому, до хаты». На полпути остановились, и Олег обрадовал меня сообщением о том, что забыли слить воду с дизеля. Ну, мандец, он уже треснул», — ответил я и посоветовал, чтобы никто об этом «не гавкнул». Иначе нас ещё в отгулах так вздрючат! Олег сказал, что попробует заклеить трещину.

Осталось бурить ещё 300 метров. Я представил, что будет, если узнают, и пришёл в ужас. Впрочем, я ведь геолог, получу только втык, а вот Олега и посадить могут. «Генерал» будет орать, конечно. А вот главный инженер Безушенко… Тот придумает что-нибудь похлеще, может и деньгами наказать, что ему пустые вопли? Вот тогда и мне, и помбурам будет, и Павлу. «Всем сестрам по серьгам». Да, это правильно.

Этот Безушенко – гуцул из Стрыя (я рос в 40 км, в Выгоде). Самый центр бандеровщины. Как-то, подвыпив, он узнал, что я «земляк» (хотя и был по другую сторону баррикады, москаль). Расчувствовавшись, он рассказал, как его отец послал за дровами и он рубил берёзки «из пулемета». Я охотно поверил. Потом его насильно послали в ФЗО (то же что ПТУ). А так и было. Малолетних бандеровских детей забирали в детские дома и ФЗО, а взрослую родню высылали в Казахстан, Сибирь.

74

И вообще это известный метод «приручать» детей своих врагов. Он применялся с доисторических войн у римлян, у педиков-спартанцев. Особенно во время коллективизации.

«Батько в СОЗi, маты в СОЗi,

Дiты бродять по дорогi,

Як побачать ГПУ, ховаються в крапыву!»

(СОЗ — союз обработки земли; ховаться — прятаться)

Яркий пример — Павлик Морозов. Вот и наш главный инженер был из таких «недоперевоспитанных». Но помер, не дождавшись, когда его отца «партизаны» УПА объявят героем Украины.

Никто из нас об разморозке не раскололся и, возвратившись, Олег сутки сушил и грел движок паяльными лампами, а затем заклеил и закрасил-замаскировал, чтобы дальше этот бандера Безушенко (а он — дока) не заметил. Так и добурили. Но хорошей серы не было. Так мелкие вкрапления, спутник нефти, известная там «нефтяная структура».

75

А засим, господа, я закругляюсь. Ибо сказано (Козьма Прутков): «Если у тебя есть фонтан — заткни его!» Общий привет!

 

РАКИ

 

В этой истории замешана чета Валентины и Юрия Бонд. Она доводит до ума эти корявые записи, а Юра — участник всех этих дел. Он в экспедиции лучший геофизик-карротажник, а главное — мой приятель. Его работа — после бурения засовывать в дырку-скважины всякие хитрые приборы и определять, где что находится. Поскольку с молотком в эту дырку не пролезешь. А жена Ю. Бонда (тоже Бонд. Валентина) эти графики доводит до ума. Расшифровывает — хорошо спелись. А имея в голове тысячи подобных, теперь еще и в компьютере, строит-составляет геологические разрезы и вообще всякие хитрые штучки и блоки. Того, над чем мы так беспечно топчемся — недра земли. Лишь изредка с испугом посматриваю не сервант: «Что это он звякает?» Не пора ли в кальсонах выскакивать из дома. Особенно после Спитака, куда мой шеф ездил разбирать завалы домов.

Слава Богу, у нас в Саратове поспокойнее, почти не трясет. Все же — Русская платформа. Когда я в 1970 году приехал сюда с Дальнего Востока, только некоторые чудики типа моего шефа Тиша считали, что и здесь есть разломы.

Диркетор НИИ Назаркин держал Тиша как «белка там ручная, да затейница такая», чтобы эпатировать местных динозавров-геологов, не верящих ни во что, кроме спокойной, тихой, мирной платформы Руси. Ну мой Тиш, правда, тоже загибал. Однажды он принес кусок гранита где-то из Лисьих Гор и уверял, что это родная интрузия, а не ледник из северов (или хотя бы воронежский гранит).

Это сейчас появились высотные и космические фотоснимки, и придурками стали бывшие «фундаменталисты». И уже  далеко не криминал говорить, что ведь могут быть и цветные металлы. А совсем недавно, в соседней Воронежской области нашли крупное месторождение. Даже «зеленые» слали, чтобы не разведывать. Оказалось, что (…) за доллары конкурентов или ЦРУ. А если забыть, что это Воронежская антеклиза (поднятая интрузия), то вообще страшно аж жуть!

Да вот вспомнилась и статья (давняя) в газете — «Саратовский вулкан». Вдруг из-под земли пошел дым и запахло серой. Это в Саратове-то?! В Заводском районе?! Чисто тебе вулкан. Так народ и остался в испуге. Даже приезжал московский профессор.

«А шож воно такэ було?» А был не вулкан, а террикон. Черные глины с пиритом и органикой — вершок водоносного пласта. Пирит с органикой и водой нагрелся, вода вскипела, дала пар (кислород) и стал «вулкан». Опять же страшно. А почему я, вспомнив о моем друге, — приятеле Бонде Ю., стал пугать вас таким вулкано-сейсмическим?

Вот его коллеги наделали переполоху. Опустили в дырку-скважину (питьевую) в том же несчастном Заводском районе мощный радиоактивный источник (для карротажа) и стали его потихоньку подтягивать лебедкой. И, увы, оборвали провод. Шум, гвалт, вопли. Вот это, действительно, жуть. Вошкались с этим источником, как с Чернобылкой, да так и не вытащили, а, кажется, затолкали в глину и забетонировали. Вот это реально — жуть.

Да, а причем тут раки и Бонд? Ах, да! Обычно, когда он приезжает, то сначала делает работу, а потом играет с бурилками в «трынку». Но сегодня не успел. По случаю окончания бурения скважины помбуры уже так «натрынкались», что только завтра на другой день к обеду похорошеют.

Хотя «у нас было, но мы не пили, — завтра каротаж». А тут как раз его приятель потерял в городе «источник» в питьевой скважине. Слоняется мой Юра по вагончику (переживает за приятеля): «А поехали за раками?! Да фонарик не горит!» И его помощник Сережа Павлов: «Да я аккумулятор от «ГАЗ»-она буду таскать», — а мне ловить раков, значит. Идет.

Я бреду по колено против течения по песчаной отмели Узеня, Серега тащит в рюкзаке аккумулятор, а Юра собирает раков. Луна слабоватая, но раки из нор глинистого левого берега лезут сюда на меляк, где за день натащило всяких вкусных червячков-крошек. Все путем. «Вот этот на 3 рубля, это на 5, а этот и на 7» — бормочет Юра. Я накалываю ну очень крупного и швыряю к тальникам: «А этот? Лангуст». «Таких не бывает».

Серега, забыв, что я ему велел идти, как аршин проглотил, и тоже нагнулся глянуть на чудище Узенское. Через 3 минуты все узенские утки взлетели, а лягушки, наоборот, попрыгали в воду от рева Сережи. И фара моя потухла. Но при слабом свете месяца все видно, что Павлов сидит задом в струях Узеня, а сапоги (с ногами) на берегу, а затем и спиной сполз в воду. Со мной было нечто подобное, — кислота из аккумулятора струйкой потекла по хребту в одно интимное местечко. Раздели, ополоснули, одели голенького в тулуп, дали 100 грамм «чаю» и поехали домой варить раков.

Утром на каротаже Серега работал, конечно, стоя. Но двигался замедленно, так что источник оборвать даже не мог. А я-то думал, что этого Сергея кислота не возьмет, так как он мог спокойно сжевать стручок жгучего перца «Огонек». Но он же страшно боялся коров и не умел плавать, хоть и был матросом на корабле дальнего плавания: «А чего там барахтаться, когда все равно кругом океан?»

Кстати, есть связь со следующим опусом. Это моряки — офицеры-подводники и даже раки-лангусты, и даже экстрасенсы. Если даже захочешь это как-то связать насильно — не получится. Но в жизни бывают всякие фортели.

Приехал Бонд Юра. Был сильный мороз. И Павлова этого тоже привез. А холодрыга в вагончике стояла такая, что наутро в бутылке на столе (осталась после каротажа) водка(!) расслоилась. По краям — жидкий спирт, а в середке позвякивал большой странный кристалл, похожий по форме на кусок колючей проволоки или на помесь ужа и ежа.

Так Серега, чтобы не замерзнуть свернул лист фанеры, набил туда спальных мешков и как-то сумел вползти в середину. Получилось нечто похожее на рубку подлодки с бывшим морячком внутри.

Фанера эта была выписана для постройки сортира, а на самом деле для подпольных дел экстрасенса Коси (Касьянова В). Из этой фанеры был изготовлен «черный ящик» — психотронный генератор, в котором что-то крутилось на фотоаппарат с закрытым(!) объективом. Но нимб-аура даже вокруг моей башки на фото отлично виден. Как у святого.

Хоть мы над Косей подтрунивали и считали чокнутым, но все же способствовали. Да и я-то раньше не занимался лозоходством и биолокацией. Шутки кончились, когда Косю вместе с его забавными фотками забрал в Москву шеф сверхсекретной лаборатории профессор Охотрин и даже дали ему квартирку. На днях (2014 год) об этом Охотрине и лаборатории психотронного оружия услышал по ТВ.

Это было в 70-ых годах, а что же за 40 лет-то понаделали! Это тот самый Кося, который по совету Юры сам жарил рыбу, чтобы выжрать мелких щучек, так как они резко повышают потенцию Не секрет, что всякие раки (особенно лангусты) еще активнее.

А я видел однажды, как этих лангуст просто выбрасывали. Это было в 1968 году. Я работал в горах хребта Янкан и «надорвал» сердце. Лечили меня в Зее (поселок), а потом послали «добивать» в лучший санаторий под Владивостоком — «Сад-город».

Владивосток-то был город «закрытый». Собирал я какие-то справки. Идиоты. На электричке въезд свободный. Сам город меня немного поразил колоритом — в магазинах были всякие дивы морские, а на улицах столько же чешуи и шкурок вяленой корюшки, как в деревенском клубе шелухи после кино. Но я приехал-то в пригородный «Сад-город», знаменитый санаторий. Но не будем о болезнях.

Часов в 8 утра бригада рыбаков вытаскивала ставные сети из Амурского залива и выгребала корюшку на завтрак больным. А лангустов-то выбрасывали. Кто же знал, что они во 100 раз дороже корюшки, да к тому же резко повышают «мужскую силу». Да и кому там повышать-то? Все и так пожирают морепродукты. Мы — сердечники, нам это опасно даже, как передозировка! Оно, конечно, можно, но очень осторожно.

Рядом, правда, дом отдыха подводников, но после многих месяцев плавания им и так-то возле дам ходить опасно «как бы печку не своротить». Тут-то до меня и дошло, почему так славен курорт «Сад-город». Ведь кроме сердечников, там лечат дам от бездетности. И очень успешно, жены возвращаются совершенно здоровыми, и даже с морским запахом. Чудны дела твои, Господи!

 

06.01.2014 года

Аккурат перед Рождеством

«Карамша-Тэрэнька» (В. Откало)

73 года и 10 месяцев от рождения.

Читали:

Людмила «хорошо»

В.Бондаренко «хорошо»

Архипов «хорошо»

Ю.Бондаренко «отлично»

 

 

 

Категория: Заключение | Добавил: otkalo7298 (23.04.2016)
Просмотров: 874 | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
avatar