Приехав в Зею, я узнал, что моя партия геологическая (человек 20 – 30) уже улетела на вертолетах. Поэтому придётся с завхозом Алексеем Безденежных везти оружие и картофель на моторке вверх по притоку Зеи (Уркан) до базы партии. Вот так меня сходу сунули в тайгу. Хорошо, что этот Лёшка (старше меня лет на 10) хоть и питерский, но бывалый таёжник. Где плыли под мотором, но часто верёвками тащили моторку на себе против течения. Добирались дней 10, так что я уже прибыл почти таёжником. И охотник и рыбак.

Он мне выдал мелкокалиберку. Так что впервые вместо рябчиков я принёс ему трех молодых коршунов, и он от хохота катался по полянке из дикого лука – черемши. Зато я классно ловил хариусов, т. к. ловил раньше форель в Карпатах. По вечерам мы попивали спирт, который везли минералогам и он «травил» мне свои охотничьи побасенки. А уже километров за 10 до базы нужно было «добыть мясо» т. к. геологи там охотниками не были. Сумерки над озером, тучи мошкары, тайга редкая в пойме, сухие лиственницы, мы в засаде. И вышел (на другом берегу) лось. Появился как – то незаметно, как призрак. И, чавкая копытами по болоту, полез в воду, до середины озерка. Стоя по  брюхо в воде, стал не торопясь вытаскивать, погружая морду до ушей в воду, водоросли. Долго, как – то и  «задумчиво» их жевал, а вода стекала, журча, по морде и длинной шерсти. Конечно, красиво и жалко, но мяса – то на месяц всем хватит. И Лёшка «завалил» его одним патроном карабина. Целый день мы таскали мясо в лодку и лишь к ночи добрались на базу. Не знаю, нам ли так радовались на базе или горе «свежака» - лосятине.

Схема окрестностей Зеи

 В это лето начальник партии (Александр Сергеевич Вольский) обучал меня всему, что знал сам. Он старше меня где – то лет на 6, только окончил ВУЗ, и случайно (заболел начальник старый) сразу стал начальник партии (около 20 человек). Фанатик «высокой» геологии, полевой съёмки  и построения геологической карты, а не «презренных» поисков полезных ископаемых. И никаких «охот – рыбалок», но для самообороны (от медведей) всё же таскал на поясе «парабеллум», а обычные геологи – «революционный» наган (с барабаном). Охотники - геологи брали карабин, а студентам выдавали только мелкокалиберки. Кстати из них - то лучше всего стрелять рябчиков и глухарей, в чём я и преуспел.

Занимался я, в основном, промывкой проб (это делал и мой промывальщик) из ручьёв. Старый, надёжный дедовский метод поиска золота, прекрасно описан у Джека Лондона (особенно в рассказе «Сударыня жила»). Затем эти пробы поступали симпатичной лаборантке Ире, а уж после неё «фигуристой» минералогине. Фигура эта покорила настолько заезжего (тоже тяжеловесного) охотника, что он «под газом» стал ломиться ночью в окно к желанной даме.  Она же, спасая свою добродетель, влепила в окно заряд из ракетницы.  Хорошо, не попала, - снесла бы лохматую башку.

Эта дама пыталась сосватать меня с Ирочкой. Они меня изрядно подпоили спиртом и, торжествующая уже Ирка, поволокла меня на берег Уркана, прихватив шубняк. Но вся любовь кончилась тем, что я только изрядно облевал этот шубняк. Нисколько не стесняюсь, лишь подтвердил, что «насильно мил не будешь». Но смешно, т. к. эта «акция» готовилась долго.

Ничего такого особенного в этот сезон не происходило. Мы, СССР, тогда уже с китайцами не дружили, и когда как-то ночью со страшным рёвом к Уркану (по другую сторону) подошла сквозь тайгу колонна танков, хотели уж «уходить в партизаны»  с оружием.

Здесь я здорово научился искать окаменелые ракушки, даже там, где их раньше никто не находил. А они «позарез» нужны для построения геологических карт. Это и определило в дальнейшем мою судьбу, даже знакомство с Люсей.

Успехи Вольского в находках «фауны» (моих ракушек) вынудили устроить мне на следующую практику «персональный вызов». Это очень понравилось в университете, и, конечно, опять после IV курса, меня послали в Зею. А в тот раз я приехал слишком рано, и, что бы меня «не перевербовали»,  Вольский тут же меня и  3 рабочих отправил на вертолёте «на заброски» - оборудовать базу партии. Строили настилы, ставили палатки, кухню, столы. Я же, сделав стеллаж, заложил его прекрасными отпечатками фауны из ближайших обнажений.  Ложились в потёмках, было холодновато, ещё и двое мальчишек долго вертелись, согреваясь. А утром, всё проспав, жаловались на холод. Перемигнувшись с третьим рабочим (зек бывший, прожженный) я спросил:
- А как вы спите в мешках?
- Как надо, но уши мёрзнут.

- Так надо же головой вперёд, а ноги в сапогах снаружи, не замерзнут.

Они так проспали 2 ночи, после чего стали жаловаться, что душно, и мы «раскололись».

Было несколько происшествий.

Наводнение. Я и четверо горнорабочих (зеки бывшие) + мой промывальщик с лошадьми ушли на 20 дней. Копать канавы, где нужно, «до скалы», и находить в ней ракушки. Навьюченные лошади «туда» тащили продукты, а уже «назад» - камни, что им не очень – то нравилось: без дорог, кочки, мари (болота мелкие с сухими лиственницами), мошкара - в глаза, а оводы , слепни -в морду и спину. Что ж хорошего? И, вот, на одной из ночёвок мой придурок - промывальщик скатил с горки на лагерь огромный берёзовый нарост – кап. Перемученные лошади в страшной панике, гремя «боталами» на шеях, ускакали. И навсегда. Что делать? Было наводнение, вода затопила берега, а речушка, петляя по тайге километров 30 (река Керак), как раз впадала в Уркан вблизи базы партии.

Сделали 2 плота, привязали шмотки к ним и, мечтая, что часа через 3 уже затопим баню, оттолкнулись на «быстрину». Быстрина часто сменялась настоящими порогами и, перепугавшись, один из «бичей» с воплем «спасайся кто может!» сиганул с плота и далее пытался догнать нас по берегу, по колено в воде – продираясь через кусты. Ему повезло, - он нас (плоты) не догнал, потому что за ближайшим поворотом через всё русло был залом. Это – «баррикада - плотина» из стволов и веток. Бурля и кружась грязной пеной, вода сквозь брёвна и под ними уходила под залом. В общем, полный «писец». И прыгать уже нельзя – утащит под залом. Не знаю, что меня сподобило, но я заорал: «Прыгайте на брёвна!» и, когда мой, первый плот, грохнувшись в ближайшее бревно, уже стал наклоняться под воду, я прыгнул на брёвна, а следом и мои «бичи». Спокойно по залому вылезли (на карачках) на берег (там уж по  колено было, вся пойма затоплена) и с грустью глядели, как минут через 10, кружась в водоворотах, всплывали некоторые вещи. И мой рюкзак, где был радиометр. А за него вломят только так.

Всё, что касалось урана, было засекречено. «Хорошо, хоть карты и снимки в сумке полевой». Но, похолодев от ужаса, я вспомнил вдруг, что и сверхсекретные (под «двумя нулями») топографические карты – 6 штук, и аэрофотоснимки (штук 20) уплыли тоже вниз по реке Керик. А далее – по Уркану в р. Зею, а потом и Амур. В общем, прямо к китайцам. Прощай геология, Зея, и здравствуй «Зона» и Колыма! Этого не простят. Брели по воде сквозь заросли, переплывая там, где глубоко (течения в затопленном лесу почти не было). В общем к вечеру, уже с трудом, доползли до песчано – галечного берега Уркана. На другом берегу (метров 100) – палатки базы, но там ни огонька, и никто не отвечает на уже слабеющие вопли.

Полежав полчаса, набравшись сил, я стал уже как то соображать. Ясно, что все – в маршрутах, там никого нет и мы здесь и подохнем, окончательно обессилев.  Переплыть эти несчастные 100 метров и пригнать лодку (а она вон, - на том берегу!) никто уже не в состоянии, - все валяются вразброс на песке, застывая. У хитрого конюха под фуражкой оказались сухие спички.       И я под сухими брёвнами (плавник) через 2 – 3 метра разжёг костры, что бы сделать затем из остатков – «обрезков» плотик. А заодно и согреться. Бичей бил по  щекам, чтобы очнулись. С конюхом стащили их к теплу. А к утру ветками скрутил 3 бревна (перегорели уже), посадил на четвереньках конюха (плавал  хуже меня) и, толкая плот и держась за него, успешно форсировал Уркан. Выпив по  банке сгущенки и отдохнув  полчаса, уже спокойно перевезли на лодке бичей.

Вернувшись на базу, начальник тут же по рации сообщил о ЧП в г. Зею. И уже через день на базе был вертолёт с комиссией и чекистом. Полетели сразу же к залому. Там вода резко упала, где всё утонуло – гора песка и гальки, вырыли только седло. Ну, несколько объяснительных, я, конечно же, «не видел что бы рюкзак всплыл, он остался под заломом, а залом занесло галькой!». 

Уже в г. Зея шефа затаскали чекисты (спец часть НКВД):

-Кто утопил карты?

- Студент.

- Какая фамилия?

- Отькало.

- Бандера, значит? Расколешься, гад? Кому продали карты?

С тех пор в моём досье «у них» на мне стоял знак вопроса. И уже из Львова я посылал в Зею по требованию «серого дома» 2 раза объяснительные.

Но практика продолжалась, это же было в начале лета. Дали мне уже карабин, белую кобылу Олёкму и бригаду горнорабочих, - искать золото на старом заброшенном прииске Янир в 15 км от базы, в глухой тайге.  От базы туда вела чудесная дорога, как аллея, но уже зарастающая.  И я 2 – 3 раза в неделю лихо скакал по ней туда – сюда на своей Олёкме. До чего же хитрая  коняга была! Уходя в маршрут, я спутывал ей ноги, и оставлял пастись у палаток. Она же, убедившись, что никого нет, зубами выдёргивала кол в кухонной палатке и, просунув туда башку, вместо травы пожирала нашу крупу. А когда мы ужинали у костра – тихонько подкрадывалась сзади и выхватывала из рук хлеб.  Жрала всё: и супа остатки, и рыбу, и мясо. Как собака. Когда же я пытался не скакать на ней, а вьючил барахлом, она не сопротивлялась, но, доходя до первой же кочки, падала на бок, закрывала глаза и дрыгала ногами. Ну, чисто подыхала! Никакие уговоры и побои не могли её поднять, пока не отвязывали, проклиная, груз.

Где то в середине лета прилетела к нам некая Москаленко Зоя Дмитриевна, чтобы помочь в съёмке (крупный специалист по палеозойскому периоду)  и набрать себе заодно материал для докторской. Подруга четы Вольских (мой начальник партии и его жена Инна, старший геолог). Лицо у этой дамочки (ей лет 30) «не удалось», но зато фигура!!  Главное, что ей нужно – это ракушки из палеозойских пород.  А кто их лучше всех находит?  - Студент. Вот нас с лодкой надувной и забросили за 150 км вверх по Уркану, чтобы мы спускались вниз, к базе, на лодке, изучая все обнажения (скалы, осыпи). Что мы и делали, совмещая с любовными утехами, к которым она сама меня «сподвигнула», вроде испугавшись зверя. А и правда, утром я увидел, что кто – то бродил у погасшего костра и, даже выпил почти весь чай из котелка.  Приплыв дней через 10 на базу, мы застали там полный разброд, каждый варил отдельно, повар сбежал в горнорабочие. Вольские, что - бы не таскать дрова, с котелочком и крупкой уходили варить свой супчик к ручью.

Мы же, (я, радист и Зоя) готовили у себя, жили в заброшенном доме, где стояла наша радиостанция. Радист – высокий красавец – «МАЧО». Конечно, эта Зоя переметнулась к нему, а я уходил ловить хариусят, из которых Зоя делала великолепные «консервы». Особенно же радовались 2 близнеца - кота под общим именем «Шпротики». Вольские были шокированы таким поведением их хорошей знакомой. С этой Инной у меня долго был «напряг», она из себя корчила этакую аристократку питерскую; вечно поправляла бичёвскую речь - «сленг» (даже без мата), часто, споря с несколько безвольным Вольским, тянула «Нууу, Саша!», а главное, при разговоре у неё в уголках рта пузырилась слюна, чего я уже никак не мог терпеть. Видимо, она это чувствовала и «капала свой дёготь» в наши хорошие отношения с Вольским.

Скорее всего поэтому, на преддипломную практику меня «продали» его другу саратовчанину, начальнику партии Шиханову Владиславу, в Хабаровск. Он прислал мне письмо и официальный запрос на факультет. Так я и попал в одну партию с Люсей. Саратовский выпускник Шиханов взял саратовскую студентку (правда, я в шутку предупредил его, что приеду именно к нему в партию, если будут студентки). Ему тоже позарез  нужны были ракушки из силурийского периода.                                                     

А пока я учился на 5-ом курсе (успешно), всё  ещё был старостой, часто уже не ночевал в общаге и после диплома собирались мы с Верой пожениться. И женился бы (кабы не Люся), жил бы сейчас во Львове, наверное, ещё бы преподавал «поиски», летом бывал у родни в Выгоде, в горах на пасеке. Неизменными почему – то остаются только пчёлы, а вместо сыновей Олега и Ильи были бы какие - то девчонки, Галя или Оксана.

1 февраля 2006 года. Лирическое отступление.

Что - то надоело писать уже. Но у меня есть запись (несколько листов) ещё с 2001 года, где я писал полупьяненький (один на даче был). Вот эти листики я и «присобачу» сюда, они логически укладываются в повествование моё. Вчера была Пасха, но почему – то было тихо. Дачи (а я на даче уже 5 дней) молчат. Почти никого нет, нет пьяных воплей типа «Упилася я пьяна» и «Огней так много золотых на улицах Саратова». И природа молчит, какая – то странная тишина «как перед бедою». Вербы стоят понурые, без «котиков» и как - то тревожно на душе. Вроде - бы я не там, где должен быть, или кому - то что - то должен. И солнце  было в какой - то пелене, хотя мои пчёлы исправно съели по тарелке сиропа.  Видимо, поэтому я и  стал вспоминать что - то более живое, несмотря на то, что у меня в руках был томик Бабеля с его несравненными рассказами. Посему я и решил написать частичку к объяснению «Генеалогического древа». А я эту штуку на миллиметровке уже нарисовал лет 15 тому назад для моих потомков, что бы не были «Иванами, не помнящими родства». Или, как сейчас говорят «манкуртами». Куда - то запрятал, между страниц Шекспира?

А сейчас я напишу о том, как я женился на Людмиле Борисовне Кривченковой и живу с ней уже с 1965 до сегодня (35 лет).

Я учился во Львовском Университете, на геологическом факультете, был старостой группы поисков. О моей студенческой жизни и «до того есть много чего рассказать», но об этом не здесь. Хоть я и был бедный, жил на одну «степуху» (35 рублей) и никто (почти) мне не подбрасывал «кусков», но был я оптимистом, но не глуповатым весельчаком.  Звезд с неба не хватал, но и тупым не был. По геологическим наукам шёл где – то всегда на 4 – 5. Но о студенческих годах может (?) напишу отдельно. Много было забавных  «хохм».

 На первую производственную практику я уехал в Зею (Амурская область). У меня «прорезался нюх» на поиски окаменелых ракушек.  Я их умел находить там, где они были очень нужны. Но это интересно только палеонтологу и он (или съёмщик) может понять, что это такое. Одна несчастная ракушка может «перевернуть» всё геологическое строение района, изменить рисовку геологических карт и направление поисков полезных ископаемых.  На следующий год (4-ый курс) я опять поехал в Зею. А мой шеф, начальник партии Саша Вольский (хороший мужик, но слишком уж интеллигентный) обо мне рассказал своим   друзьям – начальникам. И к моему приезду каждый из них стал соблазнять меня, суля денежки, или наличие в партии (потом) чудесных студенток. И мой Саша, чтобы не рисковать (украдут ценного кадра), за месяц до начала работ отправил меня с бичами (рабочими) на вертолёте на будущую базу партии. Конечно, перед этим я проштудировал прежние геологические отчёты, и мы вместе наметили план моей работы на месяц вперёд. К началу сезона база была готова, - основания под палатки и.т.д. Но главное -  уже стоял стеллаж, на котором красовались прекрасные раковины (иноцерамы, кардиумы и.т.д.) с разных точек съёмки.

И посему мой Саша на следующий год (у меня был 5-ый курс, преддипломный) по настырной просьбе его друга (Шиханова Владислава) предложил мне поехать в Хабаровск. Шиханов (тоже отличный мужик), выпускник Саратовского Университета, прислал мне во Львов предложение. Я ответил, что приеду, но если в партии будут студентки (никто не хотел брать девчонок, а они попёрли в геологию в ненужном количестве). Хотя девчонки – романтики и работали неплохо, да и умнее многих ребят, но работа – то тяжелая, да и вместе с «зеками», - много проблем. Ответил, - будут. И я к нему поехал на преддипломную практику. Мне нужно было любой ценой найти хотя бы одну ракушку в силурийских отложениях, чтобы подтвердить их возраст.  Для этого мне выделили 3-х бичей (зеки), 2 лошади и 1 студентку – коллектора.

Когда я прилетел на базу партии (р. Мамын), там было наводнение. Студентка с отрядом где- то голодала в маршруте, не добравшись до базы; никто не работал, - высокая вода. Поставил на настил большую палатку и стал «качать права» у шефа. Нужно спасать студентку с рабочими. В конце – концов нашли моторную лодку, бензин и.т.д. И вот, я готов к встрече, но нужно её найти. А может, и не стоит торопиться? Не помрёт, да может и вообще страхидла саратовская (кацапка, а я хохол). Я же «Львовский» - красная косынка на башке, энцефалитный костюм в пору, стройный, симпатичный на морду, весь в «прибамбасах», - бинокль, ружье, нож. Ну, пижон и всё, вид – «отпадный». Гимнастика и бокс. По - моему,  впечатлял (и покорял).

Прём на моторке, заезжаем в ту речку, где она должна быть. Где – то километров 10 вверх. Вижу, - порог. И на нём  - разбитый плот. На косе стоят двое и отчаянно машут руками. Причалили. Я эдак небрежно спрашиваю: «В чём дело? Вы саратовская студентка?». Да, и кричит «хлеб есть?», а её рабочий: «курево есть?» Оказывается, её рабочий никогда не был в тайге и на первом же привале сожрал полбуханки хлеба из двух, взятых в семидневный маршрут. Естественно, они голодали уже 3дня. Ну, я сказал, что всё есть и я за вами приехал.  А кстати, какой дурак вас научил делать плот из сырой берёзы? Помчались дальше, уж не помню, что – то там сделали. Сплавились «без мотора» назад. Их забрали, и доехали до базы.

Студентка оказалась очень гордая и строптивая. Тут же в лодке начала на меня «наезжать»: почему не забрали сразу и т. д. Я ей ответил, что я только появился и ничего не знаю. Она на меня смотрела презрительно и на весь мой «Чапаевский» прикид. Ну, у неё своя палатка на базе, я и не пытался к ней «прикалываться», вроде – бы её и нет.

Работать нельзя, никуда не пойдешь, всё затоплено. Только наша база на горе (подножье горы). Читаю геологию района и рыбачу.

Хохма. Сижу с поплавочной удочкой, «балдею», - весна. Багульник цветет, сопки – сиреневые, почва «дымится» - тепло, задремал. Смотрю, - ба! По реке (Мамын) плывёт панцирная кровать и на ней лежит мужик и что - то читает. Глазам не верю. Оказалось, - под кроватью плот, почти утонул, но кровать он ещё держит. Очень эффектно.

Вода несколько упала. Надо начинать маршруты. Выезжаем (бичи, лошади и т. д.). К месту, где я должен найти фауну (ракушку триаса). На месяц. Рация – позывной «Силур». Очень перегружены. Я велел не брать спальные мешки (тепло уже), только чехлы брезентовые и простыни вкладыши. С рабочими нет проблем. А студентка (Людмила Борисовна): «А я возьму весь мешок» Я ей: «ну и будете тащить его на себе». Взяла в рюкзак - и прёт. Упрямая. До места километров 20. Где – то на половине вижу - стала уже уставать, отстает. Я ей: «Людмила, уж давайте ваш мешок на лошадь».  «Нет, сама понесу». Тропа теряется, - то гарь, то болото. Я выхожу на гарь (это чахлый редкий лес на болоте), чтобы сориентироваться, куда идти. Так часто бывает.

Вдруг, слышу сзади крик: «Лось, изюбрь, медведь!! Медведь!». бегу к ней (отстала). А в ружье-то дробь заряжена. Она стоит, обняла берёзу, а к ней бежит напролом через кустарник самый злобный, с пятном белым на шее «медведь - муравьятник». А у меня дробь и нож. Я стрельнул выше башки (чтобы не поранить). Только успел перезарядить и стать перед Людмилой. Думаю, - ещё 5 метров, и влеплю ему заряд дроби в морду, а дальше - нож. Бичи (рабочие) всё это видят,  бегут с топорами. Медведь развернулся и с пеной у рта убежал. Потом спокойно дошли до точки назначения.

Я в неё влюбился, - стройная, красивая и с веснушками, очень гордая и самостоятельная. Дарил цветы, рябчиков и т. д. Работали прекрасно. Я тогда был глуповат. Бил змей и делал зарубки на геологическом молотке. Однажды увидел целый клубок гадюк. Идиот, взял дубину и  перебил штук 20. Бичи копали канавы. Мы искали контакт двух периодов, - ордовик и силур, и надо было там, где встречаются эти 2 слоя, найти ракушки. И мы это сделали.

Эта сопка была жерлом древнего вулкана. И на нём началась любовь. Никто из бичей этого не заметил, кажется.

А уже второй выезд (в том же составе) мы ничего не скрывали. Нас посылали в маршрут (бить канавы) на речку Полуночку, за 30 км от базы, за огромное болото с марями, озерами, трясинами и чахлым редколесьем. И тут - то уже она спасла меня.

Далее следует приписка: «Перечитал эти пьяные излияния 19/ XI 2001 года. Всё так и было. Выдаёт только мерзкий почерк и некоторая сентиментальность».

Меня в живот укусил, впился энцефалитный клещ. Обычно я чувствовал клещей и снимал «до впивания». Но этот – в живот под ремнём. После того, как я его, ощупывая себя, как положено, перед сном, вытащил, уже к утру стал биться в судорогах. Сводило все мышцы от ног до шеи. В общем, если бы не было прививки (весной), то уже никуда везти не нужно. Но Людмила навьючила меня на лошадь (привязала, что - ли) и как- то довезла до базы. Вертолёт из – за погоды не мог прилететь.

И она несколько часов растирала меня спиртом, пока я не пришел в себя (прививка сильно помогла). Дамы постарше (минералоги) предлагали тоже растирать, но она их прогнала, заявив: «это мой муж», что произвело должное впечатление (почти «разврат»). Уже, пока я не оклемался окончательно, жили в одной палатке.

А затем Шиханов выделил нам (на свадьбу) литр спирта, сварили из него грог, и на ближайшей сопке всю ночь у костра гудела вся партия, и даже гости из Москвы (соседи по работе). На карте эта сопка с тех пор «Свадебная». После полевых работ нас не расписали в ЗАГС`е Хабаровска: я ещё мог сбежать (мы уже успели поругаться из – за того, что я не носил шапку). Но всё же вместе приехали в Саратов, где и  «окольцевались», и с тех пор вместе около 40 лет, о чём я ничуть не жалею.

Примерно через месяц я уехал во Львов, писать диплом, а весной, после окончания Университета, уже с «поплавком» (ромбик - значок), загребли на год в Армию. Людмила тоже защитилась и с беременностью в 6 месяцев уехала по направлению в Хабаровск. Там, на прииске Октябрьский, и родила Олега.

Это потому (в армию), что Хрущёв разогнал военные кафедры, и мы не дотянули до офицеров – артиллеристов. Отправили рядовым в химический батальон в г.Самбор, под Львовом. Как раз оттуда родом были двое из нас, шестерых новобранцев. Так что в увольнении они, в штатском, чаше гудели в ресторанчике с нашими лейтенантиками (было несколько нормальных), а я – рыбачил на Днепре. Именно этот батальон в 2004 году побывал в Ираке.

Попытки «дедовщины» были, но тут же нами пресекалась, т. к. мы уже были «деды», почти офицеры, и знали многое лучше офицеров. «Вы, геологи, лучше ничего не записывайте, а то я такой херни наговорю!» - офицер. Что бы мы «не разлагали батальон» всех нас отправили примерно за 200км охранять химический полигон в Чёрном Лесу под г. Калушем, недалеко от г. Выгоды. Однажды я там и заявился к тётке солдатом.

Охраняли зараженную технику, штабеля обеззараживающей жидкости (бочки) и склады с химическими боеприпасами и хлоркой. Несколько бочек я расстрелял из автомата, охотясь на зайца. А ворованной хлоркой добывали рыбу в ручье.

Самогон и пиво брали в виде дани за проход – проезд в лес туземцев. Обнаглели, правда, уже самогон даже не пили.  В общем, не зная, куда нас девать, отцы – командиры стали уже через 8 месяцев ( т. к. мы уезжали очень далеко  - Чукотка, Камчатка, Амур) нас демобилизовывать.

И через 8 месяцев я уже прибыл на прииск Октябрьский (вблизи г. Свободного). Как раз там Людмила мучилась с орущим (болел) новорожденным Олегом. Но это уже следующий этап.